мотаться по всяким бомжам! – выругалась я, как только Хани переступила порог кухни.
– Матиас не всякий там бомж. Он умный и веселый. И вообще он не бомж. У него есть работа. Он продает газеты. Я уже говорила. Скоро ему выдадут социальное жилье. Он просто ждет. Сама знаешь, какая тут бюрократия и очередь на жилье. Так что он временно бомж, – тараторила Хани.
– Тогда зачем ты сказала Утэ, что ты моя кузина?
– Я сегодня оплачивала третий модуль, и она поинтересовалась, почему у меня с тобой одинаковая фамилия. Она спросила, уж не родственница ли я тебе. Что мне оставалось делать? Я и сказала правду. А что такого?
– А то, что ты кормишь бомжей, бегаешь за Лукасом, как собачка, тебе это ничего?
– А что в этом преступного? Разве вы, немцы, не отличаетесь либеральностью взглядов? Я не бегаю за Лукасом. Мы просто ходим вместе домой. Он не против.
– Он сам тебе это сказал?
– Нет. Но он не сказал, что ему не хочется.
Во мне снова начинал кипеть гнев.
– Scheiße, scheiße, scheiße! – плевалась я. – Лукас ни с кем не хочет общаться. Все это знают. А ты навязываешься. Еще только третий месяц, как ты в этой школе, а все только и делают, что смеются над тобой.
– Ну и пусть смеются. Может, им весело. Почему бы не посмеяться? – закрыв лицо руками, сказала Хани.
Пришлось выдохнуть и успокоиться. Если сейчас она начнет плакать, то я буду корить себя за это всю ночь.
– Хани, детка, – сказала я так мягко, насколько позволил мне севший голос. – Они ведь смеются над тобой. Нет смысла за ним ходить. Он не такой мужчина, как все. Я тебя познакомлю с другими парнями. Пожалуйста, прекрати за ним гоняться.
Хани замотала головой, и до меня донеслись ее короткие всхлипы.
– Я устрою экскурсию всему классу на следующей неделе и расскажу историю нашего города. Мы сходим в музей. Я не уделила тебе внимание. Ты из-за этого так себя ведешь.
– Нет, – всхлипнула Хани. – Мне он почему-то нравится. Сначала я думала, это просто игра. Думала, это весело…
– Хани, но он ведь чокнутый. Все это знают.
– Ну и что. Мне, может быть, нравятся чокнутые.
Я приобняла ее и попыталась успокоить. Такое чувство, будто бы она подросток, а я строгая мама, которая не пытается понять первые чувства своего ребенка.
– Хани, это что, твоя первая любовь, что ты так ревешь? – с сомнением в голосе спросила я.
Она снова замотала головой.
– Нет. Не знаю. А может, это и не любовь вовсе. Может быть, ты права.
Мне вдруг стало жалко эту девчушку. Не понимаю, как я могла быть с ней груба. Она ведь еще совсем ребенок.
– Собирайся, – решительно сказала я.
– Куда? – замигала она глазами.
– Мы пойдем гулять по городу. Нам нужно торопиться, потому что после обеда в центре будет уйма народу.
Глаза Хани тут же просветлели. И мне снова стало стыдно за то, что я вела себя с ней