по-настоящему и искренне, потому что мои родители не повели себя, как все взрослые: папа не скрыл своего преступления, а мама не закатила истерику и не выгнала его. Я опустилась рядом с ними на колени и начала молиться. Молилась искренне и горячо. Я молилась с верою в то, что Бог есть, что он нам поможет. Через месяц мы уехали в Новосибирск. Папа какое-то время еще болел внутренне, и мама тоже. Но они поддерживали друг друга. Понемногу тень опала с лица папы, и отношения в нашем доме стали еще крепче.
Вот так я росла: в полном доверии, любви, взаимопонимании. Мне важно мнение родителей, как и им мое. Мне не привычно было врать, не привычно было лукавить. Может быть, потому общество не принимало меня. Но все равно я никогда не чувствовала себя одинокой. Ведь если бы я захотела, то уже давно нашла бы себе друга или парня. И даже бы вышла замуж, если бы захотела, но пока что во мне не возникало таких желаний. Но для меня не было ничего зазорного в том, что я каждый день ждала своего учителя Лукаса после занятий, чтобы пойти с ним домой. Нам ведь все равно по пути. Тем более он ведь учитель. С ним я могу много говорить по-немецки. Я выучу этот язык быстрее, тогда я смогу найти хорошую работу. Но чтобы он не чувствовал, что я его бесплатно использую его труд, я просто каждое утро готовила что-нибудь на завтрак и приносила ему. Иногда он брал, иногда просто закрывал передо мной дверь. Но это ведь не так просто, от меня отделаться. Поэтому ему приходилось принимать мои завтраки.
Я слышала, что если что-то делать сорок дней подряд, то это потом входит в привычку. Я надеялась, что через сорок дней он тоже привыкнет ко мне и перестанет избегать, игнорировать, молчать в ответ. После занятий, когда все уходили, я делала уроки в пустом классе, потом принималась за уборку. В половине четвертого у Лукаса начинался урок лепки, и я как раз в это время спускалась к нему. Уютная теплая мастерская с запахом свежей сырой глины, огромной красной печью в углу, причудливыми фигурками на стеллажах. Все это словно окунало меня куда-то в незримый мир. Все тут было как-то по-другому: как в сказке. Приглушенные цвета, стены теплых оттенков, печь цвета обожженного кирпича, запах сырой красной глины, который напоминает молоко. Все здесь было как-то первобытно, как в пещере, словно я уносилась далеко от этой шумной цивилизации. Учеников было не так много, если занятие вел Лукас. Всем было с ним скучно, а я вот находила его общество очень приятным. Он все делал молча: если исправлял изделие, то делал это без лишних замечаний и сарказма. Поначалу нас было шесть: Нина из Грузии, Ильгиз из Киргизии, Фуртуна из Эритреи, Алекса из Мексики, Елена из Молдавии, Йоханна из Хорватии и я – Хани из России. Лукас вел лепку два раза в неделю. Мы как новички поначалу должны были лепить простые фигурки, как, например, кошек или грибочки. «Руки должны привыкнуть к глине, – сказал он. – Нужно ее чувствовать, чтобы что-то из нее творить». Лукас сидел за гончарным кругом с засученными по локоть рукавами