этих её словах дверь в холодную и открылась. Камышев увидел изумлённую физиономию застывшего на пороге Бабенко и почувствовал, как женские руки что-то быстро надели ему на шею.
– Только не снимай, – зашептали её горячие губы в ухо, – с этим оберегом враг тебя не увидит.
– Это был всего лишь сон, – убеждал себя на марше радист, ощущая резкие покалывания на груди.
Только сейчас он вспомнил про потерянные очки и немало удивился, недоверчиво трогая пустую переносицу, что зрение его как будто совсем восстановилось, да и проклятый мозоль как будто совсем перестал нарывать.
Около двух часов дня Чингис обнаружил в лесу дорогу, и у Баркова отлегло от сердца. Расчёты его оказались верные: группа вышла в назначенный квадрат.
Во время привала командир намеревался разделить отряд на две части, чтобы, направившись в разные стороны, соответственно на Масловку и Зябково, как следует прочесать дорогу и обнаружить танки, если они ещё не переправились на левый берег.
Однако этого не понадобилось. Недалеко от места привала Чингис обнаружил следы гусениц на дороге, и капитану стало ясно направление движения механизированного батальона противника.
Ещё километра три разведчики двигались вдоль недостроенного тракта, тщательно соблюдая меры предосторожности, пока дорога из леса не вынырнула на небольшое поле, заросшее высокой травой.
В бинокль Барков смог рассмотреть арьергард танковой колонны. Радостно похлопав по плечу Чингиса, капитан выдохнул. Задание было выполнено, противник обнаружен, оставалось самое простое: сообщить по рации в штаб и вернуться на другой берег к своим.
Опасаясь возможных патрулей, капитан отвёл группу на полкилометра в лес от танков, оставив Чингиса наблюдать за врагом.
Напряжение в разведгруппе немного спало, даже Дьяков благодушно посматривал на новобранца, ловко возившегося со своей рацией. А вот самому Камышеву было не по себе. Грудь жгло, но он боялся заглянуть под гимнастёрку, к тому же рация отказывалась работать. Он неоднократно проверил все контакты, несколько раз присоединял и отсоединял приёмопередатчик с упаковкой питания, но тщетно. Беспомощно щёлкая тумблерами переключателей, он медленно осознавал, что провалил задание штаба.
– В чём дело, Камышев? – шёпотом спросил командир, заметив растерянность на лице радиста.
– Товарищ капитан, – с трудом выдавил из себя новобранец, – питания нет. Я не могу ничего передать.
Барков матерно выругался. Дьяков, со знанием дела покачав головой, сказал, что он предупреждал об этом ещё на том берегу. И только Бабенко по привычке обвинил во всём «отцов-командиров», которые сунули необстрелянному добровольцу неисправную рацию.
– Я проверял, она работала, – от обиды на самого себя Камышев едва сдерживал слёзы.
– Что будем делать, товарищ капитан? – спросил отчего-то повеселевший пулемётчик. – Атакуем всеми имеющимися силами?
– Вернёмся и доложим, где видели танки, – подсказал сержант.
– Одним возвращаться нельзя, не поверят, – принял решение