шел быстрыми шагами, и вслух покрывал себя последними словами.
– Приперся! Кретин. Помирать страшно? Корень мандрагоры тебе в задницу. Осел, какой же осел! Будь оно все проклято. Удобно тебе там, скотина?! – он рванул ворот футболки-поло, и пуговицы отлетели с хрустом. – где еще нет твоих поганых клешней?! Жри! Все жри! – он с силой шарахнул себя по животу, согнулся пополам и дыхание его сбилось. Он задышал мелко и часто. Липкий, холодный пот крупными пятнами выступил на лбу. Сказал с тоской:
– Бабки… эх… бабки, бабки. Бабушки-старушки. И ты хорош.
Он отдышался. Взял себя в руки и обернулся. В дали, от дома знахаря, в небо уходил столб серо-черного дыма и растворялся над кронами высоких деревьев.
Глава 11
Нагоя. Префектура Айти. Япония.
Работая локтями, лейтенант Норио Таката протискивался к выходу переполненной забегаловки «Нонкийа», прижимая к груди две бутылки «Соппоро». Кодзи Сэки ждал его на улице, возле окошка выдачи заказов.
– Держи, – сказал Таката, протягивая бутылку.
– Спасибо.
Полицейские отошли в сторонку, где поток голодных туристов иссякал, и приложились к пиву.
– Ну, что скажешь? – спросил Таката. – Ублюдки отмороженные. Эта актриса…
– Эрика Савада, – подсказал Сэки.
– Да, Савада. Бедная девчонка. Нет, друг, если Канеко, возможно, лишь косит под психа, то Исикава точно был больной на всю голову. Пихать руку в кастрюлю с рисом. Такое может прийти в голову только конченному садисту. Долгая боль, неопасная для жизни, но невыносимая. Он сварил девочке руку в проклятом рисе.
– А что по оружию?
– Корейский «дасан ди эс», девять миллиметров. Вероятней всего контрабандный. Серийный отсутствует. Я тут вчера с Фудо имел удовольствие встречаться, – Таката поиграл желваками. Он не любил, когда приходилось по служебной необходимости обращаться к борёкудан, – игрушку ему приносил. Он даже не взглянул. Никогда «дасаны» не заказывали, даже пробных партий. Обещал постараться что-нибудь узнать.
– Раз обещал, значит правда попробует. Если речь идет о маньяках, они всегда помогают.
– Нинкё дантай хреновы
Сэки сделал еще глоток, закурил и задумался. Таката жадно смотрел, как следователь глубоко затягивается.
– Если хочешь знать мое мнение, мы попросту тратим свое время, слушая болтовню этого урода. Ничего дельного он нам не скажет. К чему все эти подробности? Слушать его треп – работа психиатров. Знаешь, что он делает? Зачем он все это затеял? Он наслаждается воспоминаниями, переживает их вновь.
– Возможно, Норио, возможно, – протянул Сэки глядя в одну точку прямо перед собой, – но мы всё-таки выслушаем его. Я должен попытаться понять их мотивы. Они есть у любого преступника, даже самого безумного. Без понимания мотивов я не вижу картину целиком. А если ты не видишь картины целиком – ты не видишь ее вообще. Не сможешь сказать, что на ней изображено.
– Ох,