выглядел он в ней маленьким и жалким. Никто из крепостных не помянул его добрым словом, никто и слезинки не уронил. Даже священник отпевать не хотел, ссылаясь на то, что помещик крепко пил и сам себя до могилы довел. К тому же перед смертью не исповедался. Место ему выделили за церковной оградкой. Такие проводы – позор.
Но Святослав обо всем договорился – похороны дяде устроил пышные.
Утро выдалось очень пасмурным. Во время отпевания неожиданно ухнул гром, вся процессия вздрогнула, а священник с каменным лицом продолжал церемонию. Тут прогрохотало еще раз, неожиданно опрокинулась лампадка. Деревянная церковь мгновенно вспыхнула, началась суматоха. Провожавшие выбежали на воздух, за ними следом – испуганный и взмокший священник.
– Говорил же, нельзя отпевать! – плюнул он в сторону Могучего.
– Где же покойник? – заозирались все.
– В церкви! – крикнул священник.
Четверо крепостных нырнули в клубы дыма. Встревоженный Святослав пытался хоть что-то в нем разглядеть. Слышались брань и кашель:
– Чертов барин. Жил скотиной – так и помер.
– Нехорошо это все, нехорошо, – поник священник.
Домовину с трудом выволокли наружу. Уже успели опалиться саван и венок. Руки усопшего упали по швам, а на лице выступила глубокая скорбь. Даже священнику стало его жалко, но хоронить Мстислава батюшка все же был намерен за церковной оградкой.
– Видите, что творится, – начал он извиняющимся тоном. – Нельзя его хоронить при церкви. Плохой знак, плохой….
– Делайте, как приказал, – перебил его Святослав. – Между прочим, это мой дядя помог возвести эту церковь.
– Сначала потушим, – сказал священник. – Я помолюсь.
Крестьяне, не успевшие откашляться от угара, схватились за ведра с водой и снова нырнули внутрь.
Набежавшие тучи разродились обильным дождем, и мужики быстро одолели пламя.
Священник тяжело вздохнул, глядя на закоптившуюся церковь.
– Можете проститься с усопшим, – сказал он.
Дождь скрыл равнодушие лиц. От непогоды холопы поникли, и можно было подумать, что они и вправду скорбят о своем хозяине. Святослав первым прикоснулся к холодному мокрому лбу покойника. Потом с некоторым отвращением с ним простились крестьяне, спасшие домовину от пожара. Гроб опустили в освященную землю церковного кладбища. И все с радостью пошли на поминальную трапезу. Ни один крепостной не остался без водки и краюшки хлеба. К вечеру поминки закончились веселыми народными танцами.
– Ухожу я, – сказала Прасковья «матери».
– Куда же? Тебя поймают и притащат обратно, – повеселевшая от хмеля женщина изобразила поимку руками.
– Все будет хорошо, – Прасковья поцеловала «мать» на прощанье.
Старец по прозвищу Луч ждал Прасковью у реки на том же месте, где они впервые увиделись. На этот раз, быть может, из-за лунного света, он показался Прасковье моложе и приятнее. От одной мысли, что ему триста лет, девушку пробирал озноб. «Столько не живут», –