одинаково неспособными ответить на эти расспросы. Наконец, Дмитрий вкратце рассказал о недавних событиях. Он сделал упор на опасности, которой подверглась княжна, едва упомянув об усилиях, которые он предпринял, чтобы спасти ее от гибели.
Воевода горячо и многократно выражал свою благодарность, прижимал дочь к груди, проливая над ней слезы радости; затем вернулся к Дмитрию и сказал, обеими руками сжимая его руку:
– Юный, храбрый царевич, я полагал, что интерес к вам, который граф уже возбудил в моей груди, может возрасти; но теперь он сильнее во сто крат, ибо подкреплен благодарностью.
При этих словах княжна впервые с тех пор, как вошла в покои, обратила свой взор на Дмитрия. «Царевич!?» – повторила она удивленно и вопросительно, при этом перемена в выражении его лица удивила и опечалила ее.
– Вы позволите мне рассказать моей дочери о событиях, с которыми граф познакомил меня сегодня утром? – спросил воевода.
– О! разумеется, – ответил Дмитрий, – если княжна соблаговолит интересоваться моей судьбой, то мои цели станут для меня вдвойне желанными.
Воевода некоторое время смотрел на него, потом перевел взгляд на Марину, и на его лице появилось многозначительное выражение, как будто он сделал какое-то важное открытие, а довольная улыбка, которой оно сопровождалось, свидетельствовала о том, что оно не было неприятным.
Граф предложил откланяться и предоставить принцессе покой, в котором она, судя по ее виду, нуждалась. Дмитрий согласился с его предложением, и граф, взяв его под руку, направился домой. Когда они вошли, Дмитрий, поспешно оставил графа и стал подниматься по парадной лестнице, но тут граф удивленно воскликнул: «Неужели то, как воевода отнесся к вашей истории, совершенно вас не трогает? Дмитрий, внезапно осознавший явную неблагодарность и непоследовательность своего поведения, тотчас же вернулся и вместе с графом Вишневецким вошел в его покои.
– Мой дорогой друг, – сказал граф с сочувствием в голосе. – Что означает это бледное лицо, этот взволнованный вид?
Сердце Дмитрия, уже смягченное теми чувствами, которые он так недавно испытал, было совершенно покорено добротой, с которой граф обращался к нему. Упав в кресло, он закрыл лицо рукой, чтобы скрыть слабость, которую оно выдавало.
– И какой же вывод я должен сделать из вашего поведения? – произнес граф Вишневецкий, подходя к нему. – Это муки печали или угрызения совести?
– И то, и другое, – сдавленным голосом ответил Дмитрий. – Граф Вишневецкий, – прибавил он, вдруг вставая и расхаживая по комнате быстрым сбивчивым шагом, – я предал вашу дружбу, я недостоин вашего внимания. Я люблю княжну Сендомирскую, горячо, преданно люблю ее. Я осмелился признаться в этой любви… осмелился потребовать ответ… и я…
– Вы его получили… – прервал его граф с таким невозмутимым спокойствием, что Дмитрий, внезапно остановившись, устремил на него горящий взгляд: лукавый глаза графа и его игривая улыбка привели