не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный.
Обычно, когда Шломо совершал молитву, душа его освобождалась от земной суеты и наполнялась непринуждённой зависимостью. Шломо знал, что слова молитвы прямиком вознесутся на небеса. Будут ли они услышана или нет, но его душа обретёт солидарную связь с творением Господа. Шломо ощущал эту вселенскую связь с раннего детства, с тех самых пор, когда первый раз вслед за отцом повторил «Барух Ата Адонай», она взывала к нему как голос крови, пульсирующей в его сосудах, как скрытый незримый поток, наполняющий его жизнью. Но сейчас, после того как небесный Иерусалим явился ему, он почувствовал, что какая-то часть его души откликается ему в одном из высших миров. Была ли она пленена там, как пленена она здесь, Шломо не знал. Успокоение и вера, благостность и благодарность, тайное знание и блаженная уверенность в выбранном для него пути воединились в его воссозданной душе. Появилось ли это в нём как внезапное преображения или было лишь открытием того что было в нём изначально, Шломо сказать не мог. Молча и неподвижно он стоял, погрузившись в себя, пока не заметил подошедшего к нему Никона.
Никон, увидев, что Шломо молится, остановился в нескольких шагах от ребе, внимательно слушая слова незнакомого языка. На нём была чистая рубаха, седая длинная борода была расчёсана, новые лапти и онучи были аккуратно подвязаны. Видимо, боговдохновенное состояние Шломы передалось и ему, и когда ребе закончил молитву, Никон не решился прервать молчание. Некоторое время они стояли молча. Осеннее солнце начало быстро клонится к горизонту, подсвечивая багрянцем уже начавшею желтеть листву клёнов и берёз, стоящих вокруг пруда. Наконец, Шломо повернулся к Никону и спросил.
– Наверно уже пора собираться, а где Гамаюн и Милка?
– Сейчас прилетят, отправились за припасами в дорогу. Есть тут за рекой кузнец из беглых, мужик надёжный, Гамаюн его знает. Мне туда полдня добираться, а они мигом слетают. Пойдём, Шломо, ужин на столе.
Они сели ужинать.
Никон не пил и был серьёзен и задумчив.
– А скажи, Шломо, не страшно ли тебе летать?
Шломо не стал рассказывать Никону, как он оседлал Милку.
– Поначалу было очень страшно, а потом привык.
– А наверно любо смотреть на землю с высоты. Всё вокруг видать; поля, леса, дороги – Никон восхищённо вздохнул – А ты озёра сверху видел они у нас красоты необыкновенной.
– Видел – ответил Шломо – небесный Иерусалим, над водами лесного озера, всё ещё стоял у него перед глазами.
– А я вот что решил – Никон отодвинул стоящее перед ним миску, ему явно было не до еды – Я вслед за вами пойду. Гамаюн мне сказал, где вас найти, я слыхал, в эти места наши поморы плавают. Вот соберу узелок и пойду вслед за вами.
– Долго туда добираться? – спросил Шломо.
– Я так думаю пехом до моря океана за год дойти можно, а потом ещё месяца два плыть надо.
– А лететь нам сколько, как ты думаешь?
– Точно