несёт Иван, а за ним еле плетётся Мария.
Поравнявшись с Евгенькой, Иван прошептал:
– Дура…
Евгения Петровна вспыхнула, её лицо стало таким же огненным, как и волосы. Подскочила к Ивану и со всей силы дала ему пощёчину.
Иван не растерялся. Схватил её за руки, сжал сильно запястья. Евгенька вскрикнула.
А когда Иван впился своими губами в её губы, пыталась вырваться, но не могла.
Зевак, наблюдающих за сей картиной, было много. Когда кузнец отпустил Евгеньку, она немедленно побежала домой, прикрывая лицо.
Хотела было пожаловаться отцу, но тот заперся в своём кабинете. Евгенька стучала к нему, а потом закрылась в своей комнате.
Иван же проводил Марию в её комнатку. С тех пор началась его дружба с Марией. Вечером, возвращаясь из кузницы, он уже знал, что молоденькая калмычка ждёт его на берегу с полными вёдрами воды.
Евгенька парочку встречала молча, но план мести в своей голове придумывала.
Пётр Николаевич после двух недель своего забытья начал возвращаться к жизни. Узнав обо всём, что творила Евгенька, поругал её знатно. Дочка сидела насупившись. Злилась на отца.
– И чего ты к ней прицепилась-то? – бормотал отец. – Ну живёт девка, пусть живёт. Она такие ковры ткёт! Поучилась бы у неё, чем работой нагружать. Тебе научиться бы ремёслам разным.
Ну вот как знаю, все бабы что-то плетут, вышивают, ткут, прядут. Ты-то чего дурью маешься? Мать твоя воротнички шила. Да такие шила, что царице и не снилось.
– Нашёл наставницу, – съязвила Евгенька. – Как она ткёт, если у неё глаза не открываются?
– Открываются, – злился отец. – Свет белый различают и на том хорошо. А у тебя открываются, но толку-то?
Эх… Упустил я тебя, Женька, а теперь сам пожинаю… Была бы матушка твоя жива, ты бы при ней всему научилась. А так несёт тебя ветер по полю. Эх… Тебе бы мужа такого, что кулаком по столу, и ты чтобы дрожала.
Полянский как-то резко перевёл разговор на другую тему.
– Целоваться с кузнецом не страшно было?
Евгения вспыхнула, уставилась на отца.
– Доложили… – сквозь зубы процедила она. – Сам он напал на меня. Я за помощью приходила к вам, папенька, а вы…
Разорю я все ваши погреба с бочками дубовыми. Будете знать, как вот так меня оставлять без присмотра. На улицу страшно выйти. Мало ли кого угораздит дочкой купеческой попользоваться?
Пётр Николаевич опустил голову.
– Да ходи хоть куда, никто тебя, Евгенька, не тронет. Никому… – отец задумался, но продолжать не стал.
Но дочь и так поняла всё без слов.
– А мне никто и не нужен! Я сама буду жизнь свою проживать.
– С Ванькой зачем затеяла? Может поженить вас уже? Что думаешь?
– Ты его на калмычке жени. Они вон спелись, как голубки.
– З-на-а-а-ю, з-на-а-а-ю, – медленно произнёс Полянский, и его лицо стало то ли грустным, то ли смущённым.
Евгеньке это выражение не понравилось.
– Иди