забирает фигурку и валит в кухню.
Шестой сын седьмого сына
Матерь к нам не возвращается, уходит к себе наверх. Наша реакция ее уела небось, а может, собирается уютно заночевать со своим возлюбленным поленцем. Я толком не знаю, что и думать. Берни говорит, через несколько дней у нее пройдет.
– А ты что-то заметил – ну, в фигурке той? – спрашиваю.
– Нет, конечно. Да и вообще, что за беда, если ей в радость. – И такой включает телик. – Милости просим на постой, Батёк – деревянный Божок.
– Что?
– Ну помнишь, “дилижанс несется домой в Сухостой”[42], – напевает он.
Уж он-то слова точно помнит: это одна из любимых Батиных песен. Батёк-Божок. Класс.
– Она скучает по нему, правда? – я ему.
– Ну да. Любовь это, наверно.
Замечаю, что один из кубков Берни лежит на полу за диваном. Может, пацан его стырить собирался.
– Та женщина, что вчера приходила с лишайным пацаном, – говорю, – на нее твои медали и все прочее сильное впечатление произвели.
– Да ну?
– Звать Джун. Работает с детьми. С неуравновешенными или у кого неприятности. Это не ее сын.
Берни пожимает плечами, принимается переключать каналы, ни на чем не задерживаясь.
– Я б сказал, интересная работа, – жму дальше.
Хотя я почти ничего не сказал, Берни выпрямляется в кресле и смотрит на меня в упор.
– Кстати сказать, я ее видел – смотрел в окно, когда она уходила. Заметил мелирование. И стрижка тоже милая.
Не знаю точно, что такое “мелирование”, лезу в телефон, чтоб глянуть. Но Берни уже закусил удила.
– Ты, значит, находишь ее интересной. Это интересно. Может, она тебя тоже находит интересным, Фрэнк. Знаешь, куда может обоюдный интерес завести? Если ты почешешься.
Не обращаю на него внимания, перелистываю уйму фоток с прическами, и все они по сравнению с Джун смотрятся очень липовыми.
– А что там Лена? – говорю, чтоб сменить тему. – Судя по всему, она прям-таки явилась не запылилась.
– Удивительно. Болтают, что она побила кого-то в том ее терапевтическом месте. На ферме под Туллоу[43]. Поэтому ей и пришлось ноги уносить куда подальше.
– Что? Это где ты слыхал?
– Фиг знает. Болтают.
Несколько минут мы смотрим какое-то реалити-шоу про парня и десятерых женщин на необитаемом острове. Барахло, но тут вдруг одна девушка тырит еду, влезает на дерево и следит за остальными, а сама обжирается. Во дает. Хоть и не очень поздно, мы уже зеваем – после прошлой ночи никакие. Берни уходит, я вскоре иду следом.
Лежу в постели – моя комната посередке между Берни и Материной – и слышу обоих: она слушает радиопередачи со звонками в эфир, он гоняет музыку и подпевает. Небось в наушниках – если честно, петь он умеет и получше. И тут я узнаю песню: “Переживем”[44]; Берни орет на всю катушку. Вот так подумаешь о том, как мы себя раскачивали этой песней на беговой дорожке, когда были помладше, – и куда все теперь