в первый раз. Словно тот самый «ниппель» стал теперь двусторонним. За последней такой серией «включаю-отключаю» его и застал дядька. Но даже покачать головой не успел. Раньше парень сам объяснил – небольшую часть истины:
– Вот, думаю, зачем Силе даром пропадать. Лучше я ее с собой заберу.
Вряд ли старый казак разбирался в тонкостях магического искусства. А о том, что он будет рассказывать кому-нибудь о «шалостях» своего воспитанника, не могло быть и речи. Так что дядька лишь кивнул, когда в комнату вернулась привычная полутьма. Да почти темень уже – ведь на улице уже властвовал настоящий апрельский вечер.
Но туда боярич с наставником не пошли. Полюбовались окрестностями в багровых, от заходящего солнца тонах, с того самого балкона, где состоялся первый разговор с Анфисой Никаноровной. А до второго еще время не пришло, понял Шубин – поскольку давешняя холопка, Наталья, заявила, что к ужину бывшая баронесса не выйдет. Ну, и боярич прямым приказом велел казаку составить ему компанию.
Оказалось, что без самовара на столике вполне хватало места для плотного ужина. А с учетом того, что расторопные девчата еще и носились от кухни и обратно с переменами блюд, так Николай и вовсе объелся. И чей-то пискнувший в душе голосок о вреде обильного питания на ночь общим хором был тут же подавлен.
Дядьку Николай отпустил. Точнее, тот сам отпросился, уточнив, что до утра воспитаннику не потребуется. Да у него самого дел, очевидно, хватало. Кроме обязанностей начальника охраны замка, были ведь еще и домашние дела. Конечно, коров с поросятами, да и огорода семья Дементьевых не держала, но мало ли каких дел могло накопиться за целый день в доме, где кроме самого казака и жены еще четверо детей по лавкам…
У дверей кабинета его ждал управляющий, Арсентий Павлович. Николай больше для приличия спросил, по большей части равнодушный к сельскохозяйственным делам:
– Много ли напахали, Арсентий Палыч?
– Много, ой много! – обрадовался интересу молодого хозяина управляющий, – сами не ожидали, как много. Душа-то руки к земле приложить требует!
Николай, входя в открытые двери кабинета, чуть заметно фыркнул – представил железные, подобные крабьим загребущие «руки» трактора. В кабинете он первым делом «зажег» светильники – сразу три. Два больших, на противостоящих стенах, скупо украшенных картинами, изображающими какие-то батальные стены. Третий располагался прямо на большом столе; на подставке, что являла собой копию статуи какой-то античной красавицы. Как бы не богини. Внутри парня, кстати, словно кто-то страницами зашелестел – искал, какой именно богине поклонялись древние эллины, и продолжают поклоняться большая часть современных греков. Боярич так же внутри себя отмахнулся, и уселся в отцовское кресло, которое даже ему, юному орясине, было великовато. Батюшку, покойного боярина Илью Николаевича Шубина, царствие ему небесное, юноша перерос еще года два как.
Открывшему