достаточно стабильный зрительный образ, а ведь именно этим по сути и являлась мимикрия тифонов – весьма убедительными галлюцинациями.
Дворжак смерил меня задумчивым взглядом.
– Интересно, – сказал он после паузы. – Над этим надо будет ещё поработать. Иди за мной.
Не добавив больше ни слова, он развернулся и направился к выходу из санчасти. Я закинул не пригодившуюся обувь обратно в ячейку и пошёл следом.
Босиком, да.
Мы успели проделать внушительный путь в затянувшемся молчании и как раз шли по длинной застеклённой галерее, когда нас догнал тот самый техник, который чуть не отстрелил мне голову. Почему-то я ожидал от себя более бурной реакции, но нет, ничего кроме короткой вспышки ставшей уже привычной тревожности я не ощутил. Он предпринял попытку дать какое-то скомканное объяснение произошедшему в демонстрационном блоке, а мне впервые представился отличный шанс рассмотреть его как следует.
Он выглядел обычным. Невысокий и смуглый, с беспокойно бегающим взглядом тёмных глаз и чёрной щетиной на впалых щеках. Он старательно не смотрел на меня, Дворжак старательно игнорировал его, а я почти сразу переключил внимание с них обоих на кое-что поинтереснее, что заметил сквозь прозрачный пол – на высокие чёрные ёмкости с ядовито-жёлтой маркировкой на крышках, расставленные в многоярусные ряды далеко внизу по всей площади разделяющего два сектора провала, через который протянулась перемычка галереи. Края рядов терялись из виду вместе с краями опорных стен, тянущихся в стороны и вверх насколько хватало глаз.
Что находилось в этих ёмкостях я мог только догадываться – непереработанная экзо, зародышевые кластеры, уже созревшие оболочки? Но размах производства внушал уважение и ставил под вопрос практически все мои недавние догадки. Похоже, я неверно представлял себе масштабы этого места. Комплекс был куда больше и многофункциональнее, чем та лаборатория, частичные воспоминания о которой у меня сохранились.
Дворжак не стал ничего слушать и даже шаг не замедлил, резким движением руки отмахнувшись от запнувшегося на полуслове техника, как от надоедливого насекомого, и в итоге этот стрелок по ценным образцам остался стоять посреди галереи, всего раз гулко ударив раскрытой ладонью по толстому стеклу ограждения.
Умом я понимал, что должен чувствовать что-то, что положено чувствовать людям в таких ситуациях – мрачное удовлетворение или остаточную злость. Но все эмоции словно отключились после, скажем так, ситуации в душевых. Всё, что я чувствовал, это сковывающий кости холод и болезненную пульсацию в груди.
Голод.
Так тифон давал понять, что наш заряд на исходе. Что будет, когда загорится красная лампочка я, если честно, предпочёл бы никогда не узнать. Вопрос с питанием надо было решать, и как можно скорее. Что едят тифоны? Мы вообще едим? Как поглощать биотоки я представлял, но это не имело никакого отношения к процессам пищеварения. Возможно, мне подойдут другие источники энергии, что-то небиологического происхождения?
Пока я подбирал слова, чтобы между прочим поинтересоваться составом