силуэт отца и звал, и пугал смертельно.
Других чувств представитель иного народа, свирепый дикарь, и вызывать не мог…
Видела она и корму уходящего в ночи корабля.
И огненный ливень стрел ему вслед.
И Серафину. И её сердце, навеки отданное чужеземцу на загадочном Да-Гуа.
Тонкие руки её белели на тёмном полотне одеяния, что больше не могло скрывать близящегося материнства.
Огни Вердены на горизонте уже виднелись невооружённым глазом, когда Серафины не стало. Казалось, Селин чувствует тепло крохотного тельца младенца и пронзительный холод тела матери, разрешившегося от бремени одновременно со жгучей болью в груди викария, что всё прижимал к себе пищащую голодную крошку. Похоронить послушницу по морскому обычаю – бросить тело за борт – он так и не дал.
Селин видела то, чего не могла помнить: очаровательную Вердену, приморский город, дышащий солнцем. Никакой чумы и в помине не было! Были многочисленные ступени домов в лучших из кварталов, черепичные крыши и – тот самый ни с чем не сравнимый густой запах кожаных корешков тщательно подобранной библиотеки. И де Фонтенак.
Торопливое рукопожатие, перестук чёток, и вот уже маленькую Селин удочеряет вдовствующая дама высшего света. Изабель де Круа.
Мама.
Несмотря на безграничное тепло и любовь, что сызмальства дарила приемная мать, Селин отчего-то всегда чувствовала себя чужой в стенах дворца де Сюлли. И вот теперь, когда она знает правду о своем происхождении, выясняется, что и родной матери уж годы как нет в живых… но быть может отец?…
– Вы очень похожи на Серафину. Особенно ваши глаза. Ни у кого не видел, чтобы они лучились таким светом… – грустно заключил Доминго. – И уж точно я никогда не встречал никого добрее неё. Да уж поди и не встречу…
В голосе викария звучала та самая, особенная, грусть, что с потрохами выдавала всё то, что больше отношения простого соратника по вере или друга умершей. Задавать бестактных вопросов де Круа конечно же не стала.
– Из вашего рассказа следует, я – наполовину… островитянка, а наполовину – наследница Старого света? – задумчиво проговорила она. – Кто же я вообще?
– Это как посмотреть. И как вы сама решите. Кто-то даже скажет, что вы – «дитя океана».. как там у Гильдии Мореходов? Подаренная морем? – усмехнулся викарий.
– Я думала найти здесь ответы, но вопросы лишь множатся….
Селин потерла виски, прикидывая, стоит ли рассказать преподобному о своем «клейме уродства» и о встрече с Уной.
Они посидели ещё немного в полной тишине.
– Эта вещь явно с Да-Гуа, – виконтесса показала на четки, что дал ей Фонтенак до отбытия из Вердены, – Они принадлежали моему отцу?
– Она была на руке вашей матери. Я подумал, что вам стоит иметь что-то в память о ней. Де Фонтенак, вероятно, боялся, что без них я вас не признаю…
– А что если я смогу установить с островитянами контакт благодаря своему происхождению? Я практически одна из них по рождению… Это может оказаться