же люди, все мы умрём.
– Да ладно, все. Молодые будут жить вечно. Им ещё столько жить, что с точки зрения математики конечностью их жизни можно пренебречь и считать, что они будут жить вечно, так долго. Так что не все…
– Дмитрич, какой секрет с женщинами Ибицы?
– Да это не секрет. Так, наблюдение.
– Ну ты даёшь. «Секрет, секрет!..» Ну что там?
– Не скажу. Потом скажу. Когда-нибудь.
– Вот сука!
– Секрет, секрет!.. Не скажу, не скажу!
– Сука, блин.
…
Витя стоял в темноте под лестницей и грыз сухари.
Он сам сушил их себе. Качаться это, конечно, хорошо, но надёжней иметь крепкие зубы. Витя вот так тренировал их, зубы свои. Чтоб стали крепкие, очень крепкие. Он видел как-то в детстве, как мужик дрался с бродячей собакой, просто загрыз её. «А что было делать, – объяснял после мужик. – Я сильнее, а у неё клыки, кидается, как сумасшедшая. Мои зубы не хуже, они меня никогда не подводят». Реально насмерть загрыз. Ребята потом, когда мужик уковылял, подходили к мёртвому тельцу, переступая лужу крови, и с опаской тыкали носком ботинка ещё тёплый бок трупика. Вите годика четыре было.
Пряничников так это делал. Сначала резал свежий хлеб на продолговатые кусочки. Потом вялил их на воздухе. Затем использовал материн фен для досушки. Высушивал, что где там тот алмаз.
Он стоял под школьной лестницей между первым и подвальным этажами, беззвучно грыз сухари и прогуливал литературу. «Старуху топором… Не надо признаваться. Не, не надо…» Хрум, хрум. Витя умеет беззвучно грызть.
Уютно, комфортно на корточках, притаившись под этой лестницей. И грызть. Вот оно, преимущество маленького размера. Витя самый мелкий в классе остался. Даже Нудык давно уже его перерос, вообще вымахал, баскетболист.
Прошла по ступенькам завуч. Толстая, старая, лет тридцать. Или сорок. Англичанка пролетела. Эта молоденькая, хрупкая, как девочка. Витя попытался заглянуть ей под юбку, но ничего не успел. Несколько раз помял штаны в районе паха и левой рукой печатными буквами чем-то с пола нацарапал наугад на стенке нехорошее слово их трёх букв. Вите нравились миниатюрные. Только они почему-то не хотели обращать на него внимания. На вечере в прошлый раз подошёл потихоньку к Лидке Смирновой, стоял, стоял… Пригласить не решался. Она вдруг заметила его, даже отпрянула: «Ты что тут притаился?» «Пойдём, потанцуем?..» Невнятно произнёс. Та пожала плечами и удалилась.
А вот Юрик Воронцевский раз англичанку за задницу схватил на переменке. Они все склонились над учительским столом, вокруг, толпой, журнал классный рассматривали, и англичанка тоже склонилась. Воронцевский зашёл в класс и сразу её за попку – хвать! У той глаза на лоб: «Что такое?!» А этот: «Извините, обознался. Сзади не узнал – перепутал». И нагло так…
Да он такой здоровый, как мужик, даже на старшеклассника не похож.
Послышались шаги сверху.
– На пол, на пол садись.
Воронцевский. То-то его вспоминал.
Кому это? Боря-дипломат. Прогуливают тоже.
Витя