что она с замиранием сердца предвкушала, открывая каждое утро свой почтовый ящик. Не тот, которого она себе сочинила, представила за время их переписки эти несколько месяцев. Того Казика нет, а есть другой, малознакомый сосед по посёлку, с кем она впервые встретилась год назад и который за прошедшие двенадцать месяцев почти её забыл.
Геле до боли захотелось оказаться на материке, у себя в комнате, сидеть за монитором и опять увидеть на экране письмо от Казика, интересное, живое, дышащее вниманием и каким-то романтическим, притягивающим, обнадёживающим чувством. Но на материке теперь её ждала ещё одна потеря, потому что письма Казика оказались всего лишь миражом и выдумкой, а замечательный, ставший уже почти родным Казимир умер, ушёл, пропал в то самое мгновенье, когда она сегодня переступила порог его дома и увидела сидящим на полу в обрамлении деталей разобранного агрегата.
Так ушли от неё все прочие, так ушёл Владимир, так пропал теперь и Казик, тем самым пополнив счёт её утрат.
«А почему я должна уезжать отсюда? – подумала она. – Если кому надо, пусть уезжает. У меня здесь дом, бесконечное множество дел, подготовка к зиме, баба Фрося, Александр Иванович, Сусанна.... Здесь горы, море, свежий воздух, прогулки… Я всегда гуляю в одиночестве, я люблю гулять в одиночестве. Королева всегда одна. Уехать – ниже моего достоинства. Королева не может опускаться до уровня своих подданных». Лёжа под несколькими одеялами в холодном нетопленом доме, Геля решила, что если того Казика, которого она насочиняла себе, не существует, то с настоящим, малознакомым Казимиром Дмитриевичем она встречаться и общаться более не станет. «Встречаться с Казимиром Дмитриевичем я не намерена…»
…
…Это ведь целый год прошёл. Она приехала в тот раз в посёлок, кажется, в октябре. Да, после их знакомства прошёл год. Звонки, переписка… Они общались лично в прошлом году всего пару месяцев. Виртуально после того, по мейлу, не в счёт.
Вот опять встретились. Этой осенью.
Осень.
– Если я промолчу, значит, я внутренне смеюсь над человеком, пока он изгаляется, рассказывая мне о вещах, про которые я знаю, но молчу, – как всегда немного путано выражал своё несогласие с Гелей Казик.
Он битый час в красках описывал свою давнюю поездку в Индию – хоть бы сказала. Геля молчала, с интересом слушала, будто новость, а потом выяснилось, что бывала в Индии неоднократно и очень хорошо с ней знакома. Казик разозлился, ну почему сразу не открыться? С пафосом рассуждал о Джойсе, мадам округляла глаза, словно от откровения. Оказалось, и с этой темой Геля накоротке, неплохо разбирается в ирландской литературе и читала у писателя, в отличие от Казика, не только «Улисса».
«Мне важно слышать искреннее мнение человека. Если он думает, что собеседник не знает тему, то высказывается более искренне, – говорила она. – Над тобой, наверное, смеялись в жизни? Вот и про меня так подумал». Не понятно, подколола или нет. «Я сам всегда смеялся над людьми», – обиделся Казик.
Она, по-видимому, считала себя обладательницей некого тайного знания, то и дело в разговоре на полном