кто-то застал его плачущим. Умывшись у ближнего фонтана, он пошёл к Оксане.
* * *
Следующие дни стали для Оксаны истинным мучением. Любое прикосновение к коже вызывало нестерпимую боль, носить одежду было истинной пыткой. Её смогли избавить от физических мук, однако нервы оставались постоянно на взводе. Оксане давали успокоительные, но ничего не помогало. Она либо находилась между сном и явью, либо на стену лезла от перепадов настроения. Резкое слово, каждое прикосновение воздействовали на неё как удар током. И тогда срывалась на единственного близкого ей человека. Таковы оказались последствия вмешательства в память.
Медики разводили руками. С физическими травмами справиться удалось без труда, но что делать с нервами, не знал никто. Врачи советовали ждать. Дескать, со временем всё придёт в норму. Но как пережить это самое время, не сказали.
Тяжелее всего было ночью. Под действием лекарств Оксана всё же засыпала. Эйглер спать не мог. Стоило забыться, и перед глазами взбухал огненный шар с силуэтом женщины внутри…
Вскоре после того, как мальчик миновал свой первый Оборот, отец выкроил время, и они вдвоём слетали на место маминой гибели. Эйглер своими глазами видел глубокую борозду, пропаханную мобилем, и воронку с закопчёнными камнями на месте взрыва. Тогда увиденное никак не связалось с мамой. Теперь же, после жутких откровений, пришло осознание.
Как справлялся отец, Эйглер не знал. Он почти не видел альтранга в эти дни. Рано утром правитель уезжал из дома и возвращался глубокой ночью. До Эйглера доходили слухи об арестах то одного, то другого высокопоставленного чиновника. Были задержаны даже двое из Совета Старших. Об этом сообщил инструисто, во время очередного звонка. Да, звонка, потому что негласным распоряжением альтранга они с Оксаной оказались под домашним арестом. Или изоляцией, одно другого не лучше. В целях безопасности, выход за пределы сада был запрещён.
Мир воспринимался словно сквозь чёрную марлю, а небо стало бесцветным. Эйглер что-то говорил, что-то делал. Отвечал на вопросы, если их задавали. Утешал Оксану. Разговаривал с охраной и с инструисто. Беседовал с представителем Высшего Суда. Но всё это смазывалось в сознании, пока к концу второго дня он не натолкнулся взглядом на своё отражение. И не узнал типа, глядящего с той стороны зеркала. Сухая воспалённая кожа, красные глаза. Ничего не выражающий взгляд. Стоп, парень. Если не хочешь свихнуться, надо взять себя в руки. То, что случилось, уже не исправить. Значит, надо принять это и жить дальше. Есть люди, которым ты нужен. Соберись!
Боль по-прежнему была сильна, но чернота перед глазами рассеялась. Мир снова обретал цвета.
Часть 13. Расплата. Эрген
Вечером в комнату к Эйглеру с Оксаной пришёл альтранг. Он потемнел и словно высох за эти два дня, но держался по-прежнему прямо. После нескольких ничего не значащих фраз Керим сказал:
– Завтра начнётся Высший суд. Вы оба должны там присутствовать. – он повернулся к Оксане. – Я понимаю, что сейчас ваше здоровье далеко от идеального, но то, что вы скажете,