еще один мужчина, из тех двоих, что приглянулись Басе, – а театр вы тоже не любите? Живопись? Литературу?
– Люблю, конечно. Именно поэтому…
Генералов мрачно наполнил стопку. Среднего возраста девушка погладила его по рукаву.
– Тогда зайдем с другого бока, – предложил мужчина. – Вам не нравится кино, но чем он9 хуже театра?
Бася не ответила: сравненье представлялось невозможным. Ерошенко обиженно молчал, и это волновало больше.
– Так вот, товарищ Котвицкая, я обещаю… – Мужчина торжественно встал. – Скоро мы будем не хуже театра. Актеры начнут играть. Режиссеры – режиссировать. Появятся звук, цвет.
Третий мужчина, до сих пор молчавший, авторитетно подтвердил:
– Технически вполне осуществимо.
Бася попробовала защищаться. Сознавая, что уже городит чушь.
– Но тогда это будет не кино.
– А зачем вам кино, который вам не нравится? – заговорил усатый. – Это будет другой кино, специально для вас, Барбары Котвицкой. Мы соединим в нем лучшее от театра и кинематографа, от живописи, музыки. Позвольте представиться, Аркадий Зенькович, оператор.
– Очень приятно, – слегка привстала Бася. Усатый был довольно милым и, если приглядеться, не таким уж немолодым. – Однако судя по нынешним лентам, на это уйдет лет двести.
– Максимум десять, – буркнул Ерошенко. Наконец-то. Очнулся.
Бася незаметно взяла его за руку. Безумно захотелось сказать хоть что-нибудь хорошее, безусловно приятное для всех.
– Товарищи синеасты, а можно мне быть честной до конца?
– Будьте, – мрачно разрешил Генералов.
– Так вот… – Бася с удовольствием отметила, что молоденькая, вернувшись, буравит ее ненавидящим взором. – Когда я бываю в кинематографе, я просто смотреть не могу на эти движущиеся картинки. При смене кадров – я правильно говорю? – экран почему-то дергается. У меня болят глаза и всё в мозгах переворачивается
Генералов гневно зыркнул на Ерошенко, словно не Бася позволила себе ересь, а он, Ерошенко, начинающий помощник киносъемщика.
– Барышне хочется, чтобы всё было гладенько и плавненько.
Бася улыбнулась.
– И понятненько. И интересненько. Не только содержательно, но и по форме. Без формы, товарищ режиссер, искусства не бывает.
Последние слова она произнесла весьма авторитетно, словно явилась в Космодамианский представителем Наркомпроса, лично уполномоченным Анатолием Васильевичем истолковать кинематографистам назначение и принципы искусств.
* * *
– Отчего он так зол на этого Кулеша? – спросила Бася, когда они с Ерошенко выходили из парадного в темный и пустынный переулок.
– Кулешова, – поправил Ерошенко. – Леве двадцать, он известен, постоянно экспериментирует, имеет учеников. А Генералову тридцать три.
– Я не знаю ни того, ни другого. Хотя нет. Генералова уже знаю. Он не передумает взять меня в экспедицию?
– Что вы, Бася, люди необходимы. Я провожу