переходя ко второму упражнению, махам выпрямленной ногой. Шапка волос цвета ржи снова склонилась над книжкой.
* * *
Первые дни после появления в отделе Афанасия Коханчика второе отделение развлекалось сочинением новых прозвищ, в дополнение к обретенному бедолагой при рождении. (Обретенному в полном соответствии с наблюдением классика: «Выражается сильно российский народ! и если наградит кого словцом, то утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург».)
Неловко признаться, но в глумление над столоначальником внесла свою лепту и товарищ Котвицкая. В оправдание Баси можно сказать, что она проявила наименьшую изощренность, ограничившись вольным переложением фамилии Коханчик на немецкий и французский: Гросс-Либхабер и Гранд-Аман. То, что придумал Ларионов, приводить не стоит, Зиночка Голицына была возмущена. Оригинальнее прочих проявил себя Алексей Пафнутьевич. Знавшийся в Мурманске с британцами, он назвал Коханчика Факиром, заявив: то же самое, но по-английски. Бася, скверно знавшая английский, честно заглянула в три английских словаря, однако слово «fakir» переводилось в каждом как «факир». Других похожих слов, в том числе с буквой «ю» вместо «эй», отыскать не удалось. То ли Алексей Пафнутьевич напутал, то ли вокабула была очень редкой. Ни в «Мартине Идэне», ни «Шерлоке Гольмсе» Басе ничего подобного не попадалось.
Со временем бесславные изыски позабылись, однако на третий день после разрыва с Юрием, когда разрешился вопрос об отъезде на Юго-Западный фронт с кинобригадой товарища Генералова, Басе припомнились придуманные ею и Ларионовым клички. Явившись в наркомат – в бодрейшем настроении, выполнив с утра полный курс гимнастики, – Бася застала в отделении чрезвычайно опечаленную Зину. До обеда оставалась бездна времени, мужчин поблизости не наблюдалось, и столь раннее появление Зинаиды показалось Барбаре странным. Еще более странным оказалось ее обращение с заведующей – обходительное и предупредительное.
– Что случилось, Зина? – не выдержала Бася.
Зина молча наливала кипяток.
– Зина, хей!
Зина подняла глаза, красные, будто заплаканные. Без причины Зина притворяться бы не стала.
– Коханчик… – выдавила она.
– Домогается? – пошутила Бася, вынимая из портфеля припасенную для чая корку хлеба и предполагая что угодно, кроме положительного ответа.
– Да.
Новость была сногсшибательной. Несмотря на звучное призвыще, Коханчик менее всего походил на Дон Гуана. Предположить, что усатое чучело тоже чего-то хочет, было выше Басиных сил. Ей пришлось приложить усилие, чтобы не рассмеяться.
– Знаете, Зинаида, лучше так, чем наоборот. Представьте, сколько женщин страдает от мужского невнимания.
По Зининой щечке скатилась слеза, практически – слезинка ребенка. Бася отыскала в портфеле свежевыстиранный платок.
– Неужели так трудно отказать?
– Трудно, – шмыгнула носом мадемуазель Голицына.
– Чинопочитание? На третий год советской власти?
– Он намекает… Что выставит меня на улицу, без пайка. Если я…
– Ну что ж, на то он и Коханчик. – Бася передала