носами и спали так спокойно, как могут только молодые люди после любви.
Впрочем, Дмитрий и Ася не были новичками в этом деле. Исследовать чувственную сферу они начали давно и быстро поняли две вещи: что от физического контакта получают огромное удовольствие, и что об этом удовольствии не следует трепаться направо-налево.
О таком явлении, как поцелуй, дети узнали из книг и наблюдений. За руки они держались чуть ли не в колясках, еще когда использовали дельфиний пересвист и руны, а коснулись губами друг друга впервые на заре перестройки, на даче. Как-то при чаепитии, которое на английский манер проводилось в пять часов, детей угостили песочным печеньем, приготовленном мамами Аси и Дмитрия на густом сгущенном молоке. После поедания лакомства событие и произошло – в летней беседке, отгороженной от чужих взоров кустами, у маленького грязного прудика, образовавшегося после того, как здесь забуксовал грузовик, доставивший по большому блату «левые» стройматериалы. Машина выбила толстыми колесами в земле такую дыру, что хозяева решили не зарывать ее, а наоборот – углубили и напустили карасей. Вечерами в беседке взрослые вели беседы, играли в карты или домино, выпивали; еще дед Дмитрия провел электричество, и на стол беспрерывным дождем падали привлеченные светом насекомые; утром трупики сметались тряпкой в прудик, где их поедали рыбы.
До темноты же место находилось по неписанным договоренностям в распоряжении детей; именно там они строили воздушные замки, именно там Дмитрий, отмахиваясь от бабочек-капустниц, клал в рот маленькой возлюбленной ягодки красной смородины и недозрелого крыжовника, не подозревая о том, что Ася терпеть не может кислятину. Девочка обожала сладости; вкус ее губ остался для Дмитрия сахарным и во времена второй женитьбы, когда оба уже приучились курить и Ася дымила скверными сигаретами без фильтра.
Им не хотелось делиться переживаниями хотя бы и с близкими: их любовь всегда существовала только для двоих, она не нуждалась в оценках или поощрениях посторонних. Даже Гоженко не удостоился чести быть посвященным в ее глубины – до тех пор, пока Дмитрий не встал босыми ногами на подоконник, отложив ржавый огрызок яблока и растрепанный томик Чехова, и не увидел слепыми глазами космическое пространство двора, где сияние падающего снега высвечивало на стекле лик женщины, обнаруженной им на фотографии-селфи.
Возможность получать наслаждение не только от вербального общения, но и от физических контактов ошеломила молодых людей, привела в восторг и еще более сблизила. Они и окружающим, и самим себе казались неразлучными до такой степени, что одноклассники в школе не допекали их обычными дразнилками, а родителей вызвали в школу только один раз и вяло, для порядка, пробормотали что-то о морали. Среди взрослых дальнего круга брожения все-таки получились; как водится, нашлись ханжи и сплетники, с блестящими глазами шепчущие в уши о развратных нравах нынешней молодежи,