натужно замахала крыльями от двойного веса и странного сдвоенного баланса, припала к земле и неровными рывками стала подниматься вверх.
– А ну вернитесь обратно! – Раздавалось им вслед, – да чтоб тебя, откуда тут дерево посреди дороги?!
Но маги уже нырнули под незримую вуаль, отделявшую волшебную часть Лондона от обычной, и взмыли над разноцветными огнями плотно понаставленных башенок к дому безвременно почившего профессора Хельма, где Мэтью провел последние три года.
Его знакомство с профессором нельзя было назвать радостным событием. Мэтью тогда привычно переходил от четырнадцатой приемной семьи к пятнадцатой. Они всегда начинали с энтузиазмом, делали вид, что все проблемы решаемы и все будет замечательно, но незримое присутствие магии остужало их пыл. Вещи начинали теряться и находиться в неожиданных местах, двери громко хлопали ночью, когда в коридоре никого не было, соль обращалась в уксус, а электроника сбоила и показывала какую-то резню бензопилой сутки напролет. Попечители просыпались в холодном поту, не понимая, что не так, но чувствуя присутствие опасности, против которой были бессильны. Потом начиналась старая песня про то, что они переоценили свои силы и Мэтью будет лучше с кем-то еще. Он научился не осуждать их слишком сильно.
Мэтью как раз думал, как бы вежливее отказаться от очередного приглашения, когда дверь распахнулась, и на пороге появился худой хмурый мужчина, лицом напоминавший борзую собаку. Его внимательные слегка раскосые глаза были янтарного цвета, с яркими пляшущими искорками, а черные волосы были забраны в низкий куцый хвост. На вид ему было немного за тридцать – почти покойник по меркам беспризорников. Он быстро оглядел Мэтью, развалившегося поперек кресла с почти честно купленным телефоном, кивнул, и вышел за дверь. Через неделю Мэтью переехал в его дом, полный древних фолиантов, банок с сомнительными ингредиентами, хрустальных шаров и волшебных безделушек.
Сначала он понадеялся, что теперь все будет хорошо, но вскоре выяснилось, что у профессора Рю Хельма ужасный характер и, хуже того, двое учеников на домашнем обучении, которые поселились там раньше Мэтью. Сэвидж был старшим и поспешил проинформировать, что это он милостиво позволяет остальным жить здесь, хотя на самом деле его семья очень родовитых, но крайне обедневших лордов сама снимала половину дома в двух кварталах от профессора. В отличие от него, Алина была эмигранткой сомнительного происхождения. Для таких как она здесь использовали слово «филистер», старое и едкое. Они с Мэтью появились в доме почти одновременно, но Алина встречала все странности поместья с детским восторгом, а не с тихим недоверием. Она роняла все, что неловко лежало, и испарялась в неизвестном направлении, оставляя на них с Сэвиджем уборку и очень злого профессора. Тот орал на весь дом, что эти лягушачьи лапки были собраны под полной луной в Самайн и хранились в герметичном контейнере еще с пятнадцатого века, а теперь они абсолютно бесполезны, и сейчас он превратит всех в лягушек и начнет восполнять потери.
Мэтью обычно