письму. Но список был пуст! Профессор настолько наплевательски относился к сообществу магов, что даже адресной книги не имел! Мэтью пробежал взглядом по входящей корреспонденции, но тон писем разнился от пренебрежительного до откровенно злого. Вряд ли кто-то из этих людей взял бы его в ученики.
Виола твердо решила написать о нем книгу и с этой целью поселилась в комнате на втором этаже. Она въехала с одним чемоданом и метлой и тут же покусилась на спальню почившего профессора. Это оказалась единственная комната с большой двуспальной кроватью и высокими окнами. Мэтью все равно не хотел туда заселяться, как-то это было невежливо по отношению к покойному, и разрешил ей разобрать там вещи. Виола извлекла три свитера, ноутбук и пару верхних мантий, сшитых из лоскутков, и сложила все аккуратно в один угол, словно опасалась вынужденного отступления.
Первые два дня она вообще не показывалась на глаза, строча по клавишам в своей новой комнате, но потом обвыклась и стала иногда выходить на прогулки по дому. Мэтью только пожал плечами, все какая-нибудь компания, было с кем поболтать вечером. День проходил за днем, местные газеты настрочили небылиц и благополучно переключились на следующие новости.
Пойдя на крайний шаг, Мэтью попытался даже напроситься в ученики к Грейвстоуну, предварительно пригласив его на обед из трех блюд, но средиземноморские деликатесы не растопили льда в душе почтенного академика.
– Никак не могу, мой друг, – с сияющей улыбкой ответил тот, – у меня нет времени на учеников.
– Но Виола…
– Такая умничка, что мне ничего не приходится ей объяснять. Иногда мне даже бывает стыдно, что я беру с нее деньги за обучение. Нет, решительно не могу… хотя, вот что. В УПП есть вечерний курс для стажеров. Занятия там уже начались, но я знаю преподавателя. Хотите, похлопочу?
Лучших вариантов у Мэтью не было, и он согласился.