И я мог ей приказать. Но я никогда не делал так. Ужасным мне казалось даже думать о таком.
Я просидел у тёти Эльзы два с чем-то часа. В конце «сеанса» я решил посмотреть, помогает ли ей моё лечение и заглянул ей в душу. Пока что всё оставалось, как прежде. Но внешне она стала выглядеть лучше: выражение лица стало более расслабленным и больше теперь походило на лицо спящего человека, а не мёртвого, как было до того. Вполне могло быть, что туман, окутавший душу, не имеет отношения к болезни, охватившей тело. Я не сильно разбирался в таких вопросах, потому что у меня не было ни учителя, ни книг, всему мне приходилось догадываться самому. Сейчас мне так подсказывала интуиция. К тому же раньше я уже встречал здоровых людей, у которых души было не разглядеть из-за такой же серой дымки, как у тёти. Подобное я видел у почти взрослого подростка, которого лечил от пореза пилы неделю назад.
К моему удивлению, за это время никто не зашёл в гостиную, не поинтересовался моими или тётиными делами. Когда я вышел сам, то увидел, как мама готовит что-то на кухне, а отец и двое незнакомцев помогают накрывать на стол. Он был круглый и небольшой, в отличие от того, длинного и широкого, что стоял в гостиной. Раньше мы всегда ели там, но уже больше года мы предпочитали обедать на кухне.
– Как она? Ей уже лучше? – волнуясь, спросила меня женщина, которую звали Кэролайн. Она была одета в платье в полоску и, при взгляде на неё, у меня начинало рябить в глазах. Однако, её громкий высокий голос вывел меня из того странного мутного состояния, в котором я, кажется, пребывал все время, которое провел с тётей. Еще никогда я не чувствовал себя таким опустошённым, как теперь.
– Да, мне кажется, – тихо ответил я, но меня расслышали все. И все на меня смотрели так, словно, хоть я и был таким благодушным и бескорыстным целителем, но что-то со мной было не так, и это никому не нравилось. Я читал это в каждой паре глаз, обращённой на меня. В такие моменты мне как никогда хотелось, чтобы я родился самым обыкновенным ребенком, а не подрастающим мальчиком-индиго, которого во мне видел каждый, кто узнавал о моих способностях.
– Ты устал, Том? – целуя меня в лоб, спросила своим нежным голосом мама. Она единственная всегда замечала, когда мне было нехорошо, касалось ли это использования мною слишком большого количества энергии или отравления школьной едой, что, к счастью, не случалось часто.
Я автоматически отрицательно мотнул головой. Двое наших гостей куда-то резко пропали: прошмыгнули, кажется, у меня перед носом в коридор. Передо мной поставили миску с острым супом, которым три часа назад я бы с удовольствием скрасил свой обед. Но сейчас я едва удержался – мне хотелось понестись в уборную, меня затошнило от накатившей вдруг слабости. Я попросил воды и ничего, кроме неё, не смог бы запихнуть в себя, даже если бы захотел.
Весь ужин родители уговаривали Дюка и Кэролайн остаться ночевать у нас, но они оказались непреклонны