обоза вынес. Да тут же и упал, вспышкой яркой ослеплённый, грохот услыхав.
– Так и знал я, что проверку не пройдёшь. Может вы слову своему и верны, да верность ваша с глупостью на одной короткой ноге. Согласился бы жить в Княжестве и в ус не дуть. А теперь лежать тебе посреди этого гиблого места и червей кормить, – угрюмо так господин произнёс трубку пороховую перезаряжая.
А Медведь одной рукой ногу окровавленную прижимает, второй рукой девку себе за спину прячет.
– По что ты девку в цепях держал? – спрашивает он господина.
– Да не девка это. Тварь это гнилая, – твердит господин.
– Да это же дочь твоя? – не унимается медведь.
– Заткнись! – закричал господин и ещё раз шмальнул из трубки своей.
Почувствовал Медведь как железные осколки в плечо будто пчёлы впились. Хлынула кровь красная на чёрную траву. И пусть мужик то он крепкий, да обмяк и на землю рухнул.
– Глупец! – воскликнул господин, вновь трубку заряжая. – Гнилой силе поверил. Ты думаешь девка это? А это тварь гнилая, что лицемером зовётся. Прежде она, до того, как дочь мою убила, парнем выглядела. Но личину изменила, облик дочери моей сорвав. А ты словам её поверил.
– Глупости ты говоришь, – прохрипел Медведь. – Никакая она не тварь. Обычная девка, замученная.
– В этом лицемеры мастаки те ещё. Не отличишь от человека, коль не знаешь. Вот тебя сейчас к Кондратию отправлю, а её в клетку и в Княжество. Там на кусочки разрежут и узнают, как таких и им подобных со свету изжить.
Бахнул ещё раз господин из ерунды своей грохочущей, и всё. Потемнело у Медведя в глазах и покой настал.
* * *
Трифон закончил свой рассказ. Оглядевшись по сторонам, будто выискивая взглядом кого-то, он вдруг потянулся за кувшином, быстро налил браги и подняв кружку осушил её.
– За Медведя, где бы он сейчас ни был. Без него мы бы тут сейчас не пили, в хоромах этих.
– Погоди ка, – Акакий пригубил густой напиток, и уже затуманенным разумом попытался сопоставить все части рассказа. – Если Медведь умер, то как он этот хутор построил?
– Умер? Да жив он. Ну, я думаю, что жив. Такой так просто не умирает, – захихикал Трифон.
– Ну ведь тот угрюмый застрелил его?
– Ну, застрелил. Так ведь не на смерть. В грудь Медведю пукалкой своей шмальнул. А там дробь то, только зайца бить. Ну, нас с тобой уложил бы в упор. А такому как Медведь, всё равно что в шершневое гнездо сесть. Очень больно и плохо будет, но не смертельно.
– Так и что же было?
– А чего было? А ничего такого. Глаза открыл, раны перемотал и в погоню пустился. У угрюмого телега тяжёлая, а в наших местах землица мягкая. Далеко не уехал, увяз. Медведь его нагнал, голову ему о колесо телеги раздавил и всё. Девку освободил, они уж друг друга и выхаживали. Ну а там, как водится, присмотрелись друг к другу, полюбились, и тут вот и остались. На те богатства, что в обозе были, хутор отстроили. Ребёнок у них родился, да украл его кто-то. Вот они на поиски и пустились, – старик налил