и смотрит на Улича, который стоит на две ступеньки ниже. Пальцы постукивают по перилам.
– Хотели по-тихому, а вышло как умеет Полис: громко, красочно и с размахом.
Улич пожимает плечами, достает сигарету из пачки, покусывает фильтр и, не закуривая, отправляет ее за ухо.
Наконец, они поднимаются на второй этаж и подходят к массивной двери – вход в кабинет командира.
– Жди тут, – бросает Штерн другу через плечо и отпирает дверь.
Улич ждет. Он стоит, облокотившись спиной о стену, и слушает. Дверь в кабинет прикрыта неплотно. Через щель сквозит: Штерн, наверное, открыл окно. Улич ерзает – опять спину продует. Но если отойти от двери, он не услышит разговор.
Подслушивать друзей не в духе Улича, но Штерн не будет против. Потому он запираться и не стал. Полковник бы и сам потом пересказал все Уличу, но воспоминания о разговоре с министром, как и сами разговоры, вызывают у Штерна приступы ярости, которые он пытается скрывать перед своими людьми. Полковник загонит злобу глубоко под кожу. Она потечет по венам и доберется до бешено колотящегося сердца. Ну и кому это надо? Уж лучше Штерн сделает вид, что случайно забыл закрыть дверь, а Улич притворится, что ничего не слышал.
Из кабинета доносится глухое бормотание. Штерн обменивается с министром сухими приветствиями. Если что и объединяет этих двоих, так это нелюбовь к официальному протоколу. Но таков этикет.
Внутри слышатся шаги. Затем дверь резко захлопывается. Поток воздуха ураганом проносится между стеной и поясницей Улича. Он ежится и дергает плечами. Плохо дело.
Улич ждет. На этот раз нервно прохаживаясь из стороны в сторону. Подходит к окну в дальнем конце коридора. На десятки километров вперед стелется вздыбленное полотно полей. «Плохая точка, – думает Улич. – Снайперы издали заметят. А дороги, наоборот, не видно за холмом».
Он продолжает мерить коридор минутами. Из одного конца в другой и обратно наматывается уже полчаса, а круглая латунная ручка, поворота которой он так ждет, все сильнее врастает в дверь и костенеет. Плохо дело.
Проходит еще полчаса, и дверь вновь приоткрывается так же внезапно, как захлопнулась ранее. Улич заходит, закрывает ее за собой. По лицу Штерна видно, что именно сейчас течет по венам в сторону сердца. Полковник садится, полязгивая зубами, откидывается на спинку кресла. Носок ботинка выстукивает рваный ритм. Штерн достает из верхнего ящика стола две стопки. Улич присаживается напротив, вытаскивает из куртки многострадальную фляжку, наполняет стопки тягучей жидкостью. Он ждет, когда полковник заговорит первым.
– Отвоевались, – безапелляционно печатает приговор низкий бас. – Артиллерию – Воронам. Нас – в Кромь, порядок наводить. Народ там бунтует, видишь ли. – Он запрокидывает голову, опустошая стопку.
– А Высшее одобрит?
– А хрен его… Крысеныш не выходит на связь. Мы сами по себе.
– Лекарства?
Штерн молчит. Уличу тоже нечего сказать.