не поймёшь, что такое настоящие узы и лояльность,» – отвечает он твердо, готовясь к любым испытаниям, которые предстоит пройти.
Морвейн холодным и ровным голосом произносит: «Ты знаешь, чего я хочу. Скажи мне, где находится артефакт, и я могу обещать, что твои страдания скоро прекратятся. Так же как прекратятся и дни твоих товарищей, если продолжишь упорствовать.»
Люциан, сохраняя решимость, несмотря на ослабевающий голос, говорит: «Я ничего не скажу, старик. Моё молчание крепче твоих пыток. Делай что хочешь, но я умру с честью.»
Морвейн с почти дружелюбной усмешкой отвечает: «О, это именно то, что я и планировал. Но подумай, стоит ли твоё молчание потерянных жизней? Твои друзья не смогут укрыться от моего гнева, как не сможешь укрыться и ты.»
Люциан вздрагивает, но быстро восстанавливает самообладание: «Мои братья знают, что делать. И ты никогда не найдёшь артефакт, сколько бы крови ты ни пролил.»
Наклонившись вплотную, Морвейн опасно тихо прошептал: «Понимаешь, у меня много терпения, а мои методы…» – он поднимает инструмент, – «они очень убедительны. У тебя ещё есть шанс сохранить жизнь. Хорошо подумай.»
Люциан закрывает глаза и стискивает зубы: «Смерть будет мне радостью, если это приведёт к твоему поражению.»
Морвейн усмехается, в его взгляде мелькает жестокость: «Такая гордыня… Жаль, что она приведёт тебя к падению.» Он приближается к уху Люциана. «Ты действительно думаешь, что твои друзья пожертвуют собой ради тебя? Или они уже отвергли тебя, как ты отказываешься сотрудничать со мной?»
Люциан открывает глаза, в которых читается непоколебимость: «Они никогда не предадут меня, и я не предам их. Можешь мучить меня сколько угодно, но я буду молчать до конца.»
Морвейн медленно подошёл к Люциану, его тяжёлые ботинки едва слышно стучали по каменному полу пещеры. В его руках были инструменты, каждый из которых мог причинить невыносимую боль. Он остановился, взглянул на Люциана сверху вниз и начал разговор, его голос звучал почти убаюкивающе: «Знаешь, Люциан, я часто задумываюсь, почему такие сильные люди, как ты, так боятся признать свои страхи. Может, стоит открыться, и ты почувствуешь себя лучше?»Морвейн отступает, пристально вглядываясь в Люциана: «Посмотрим, насколько долго ты сможешь удерживать свой язык.» Обернувшись к стене с инструментами, добавляет: «Пришло время показать тебе, что такое настоящая боль. Возможно, когда ты будешь близок к смерти, твой язык развяжется.»
Несмотря на болезненные ощущения от связей, сжимающих его запястья, Люциан поднял голову и встретил взгляд Морвейна. Его голос был слаб, но решительный: «Мои страхи не для того, чтобы ими делиться с теми, кто их использует против меня. Ты думаешь, что можешь манипулировать мной, но ты ошибаешься, Морвейн. Ты думаешь, что пытки делают тебя сильным, но на самом деле они показывают твою слабость. Сильный правитель не нуждается в страхе для управления.»
Морвейн кратко засмеялся, его взгляд стал ещё холоднее: «Очень храбро с твоей