в Троицком, у Преподобного, на Пасху. Такого утешения, кажется, и не видела она больше. Чувствовала себя чистой и белой, легкой, летучей. Роковая волна народу чуть не растерла – как нож прорезает кусок шоколадного масла – молодого монаха, раздающего теплоту. Но, повинуясь движению его руки, все отступили, стараясь построиться по линии, гуськом. Всем хватило места. А какая была теплота вкусная! Не успевали ведра подносить. О лаврских просфорах и артосах можно целую книгу кулинарную написать. Таких пышных и вкусных ломтей в Москве нет.
Служба в Трапезном храме. Народу, как водится, лес. Стеша опоздала, но в дороге успела почитать несколько песен. Вошла тихонько, встала слева, у креста. Прислушалась, закрыла глаза и стала пробовать молиться.
Не буду ей мешать.
Родители Стеши оставили ее на собственное попечение весьма рано. Ничего хорошего такой метод воспитания не дал. Здоровье было безвозвратно потеряно, а высшего образования Стеша не получила. Утешалась и восполняла недобранное обучение книгами. Читать любила и читала много. Жилья своего у нее не было, но со временем она втолковала родственникам, что ей нужна отдельная квартира. В этот период она и во сне видела, как стоит в Даниловском, Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, и молится князю Даниилу. К слову о душе и ее доме.
Освящение Вознесенского войскового собора в Новочеркасске. Фотография. 1905.
Отец Игнатий напоминал храм, в котором служил: большой, стройный, серебристый
Алексеевское подворье и его прихожан Стеша полюбила сразу, и даже название подобрала – общинка. Обжегшись на воде, дуют на молоко. Стеша старалась держаться подальше от внутриприходских отношений. Поначалу крепко привязалась к настоятелю: он был ей как духовный отец. Она так его и называла, так за отца Игнатия и молилась. Потом успокоилась, но на исповедь к Батюшке все равно ходила и выстаивала всю длиннющую череду. Отчасти потому, что отец Игнатий хорошо помнил ее нужды и умел двумя словами или подарком подсказать образ действия.
Отец Игнатий напоминал храм, в котором служил: большой, стройный, серебристый. За последний год в его обращении появилась захватывающая резкость, но она не отталкивала. Наоборот, привлекала и домашних прихожан, и диких. Спорить отец Игнатий не умел и не любил. Начинал запинаться и скатывался до простого: не знаю!
Однажды, поддавшись чувству озлобления, Стеша попробовала вести себя так, как некоторые духовные дети отца Игнатия. Скоро представился подходящий случай. Стеша износила зимнюю пару сапог, хотя и не совсем. Сапоги прожили бы еще сезон. Но модель уже вышла из моды. После исповеди решительно спросила:
– Отец Игнатий! Мне нужны новые сапоги. Зима скоро.
Батюшка нервически вздрогнул и поднял глаза. Затем уставился куда-то в даль. Едва мелькнули огромные, во весь глаз, зрачки. Думал или молился отец Игнатий – неизвестно. Потом растерянно забормотал:
– Стешенька! Я же о вас всех забочусь!
Стеше стало до жути стыдно. Вернувшись