он как следует осмотрелся. Спальня Руберта была сделана с размахом и вкусом. Массивная резная кровать с балдахином, правильно подобранные гобелены на стенах, изысканная и явно дьявольски дорогая мебель. Да уж, умели кросстаунские купцы жить с шиком.
Взгляд Аркуса остановился на ночном столике. А точнее, на маленькой зеленой книжице. Охотник взял книжицу в руки. На обложке красовалось выцветшее от времени золотое теснение «Поэзия мадам Рабоне». Аркус открыл книгу на закладке.
Тот, кто гнев в душе лелеет,
Видя страх ее и боль.
Как злодей ее терзает,
И изводит, и уводит за собой.
Чтоб во тьме, от глаз подальше,
Измываться над душой…
Аркус прочел название. «Верлибр о низверженном звере».
– Женевьева, – Аркус старался, чтобы голос звучал как можно безразличнее, – скажи, а в какое дело хотел вложиться покойный цехмастер?
– В кузнечную мастерскую, – удивленно ответила девушка. – Почему ты спрашиваешь?
– Любопытство.
– Ой-ли? – Аркус увидел в зеркале, как Женевьева подозрительно прищурила глаза. – В последнюю очередь назвала бы тебя любопытным малым.
– Мне непонятно, как самый влиятельный человек Кросстауна, сколотивший свое состояние на торговле, мог вложиться в невыгодное предприятие.
– Я это связываю с маразмом и старческой сварливостью. Все главы гильдий отговаривали его от этого. А он, видать, решил сделать назло. Он планировал дать денег какому-то кузнецу из Борейской долины. Он уже начал ремонтировать старый цех Сплит-Энвилл. Не знаю, что уж там делает бореец, но на один меч у него ушло полтора месяца, учеников и подмастерий он брать не желает, а сырья он расходует как добрая кузня. Налицо убыточное дело.
– Интересно. – Аркус повернулся к Женевьеве. – Мадам Рабоне. Никогда не слышал.
– Ну, если ты не интересуешься сирокскими поэтами, вряд ли тебе доводилось слышать о Рабоне. На мой вкус, ее вещи слишком иносказательны и патетичны, но маме нравилось и, как видишь, Кларенсу тоже. Мама даже пару раз посещала ее приемы.
– То есть она еще жива?
– Жива и здравствует. А что тебя удивляет?
– Эта книга издана почти восемьдесят лет назад.
– Ты прав. Мадам Рабоне, вероятно, уже разменяла век. Она это объясняет хорошей экологией и наследственностью. По ее словам, у нее в роду были эльфы из Велебриэля. Я же думаю, что тут не обошлось без милосийских эликсиров. Ну, знаешь, омолаживающих или еще каких. Так или иначе, Рабоне едва ли дашь сорок лет.
– Не устану удивляться, как женщины жаждут сохранить и приумножить красоту. – Аркус натянуто улыбнулся.
– Иди ко мне. – Женевьева отставила поднос на тумбу и протянула Аркусу руки.
– Боюсь, я должен идти. – Аркус нырнул в объятья девушки. – В Сироке у меня остались кое-какие дела.
– Но ты вернешься? – Женевьева заметно погрустнела. – Надолго ты?
– Не стану обещать. – Аркус