жилья, было невероятным. И слова крупнолицего, по-юношески курчавого и бородатого Менделя Кантора – выражение обычного человеческого счастья, приправленного привычной еврейской иронией.
Облако дружной родственной зависти, вспорхнувшее вместе со звуками торжествующей скрипки, было легким и прозрачным. Все желали счастья маленькой девочке, окруженной пятью самыми близкими женщинами Менделя.
Пять изысканных женщин с тщательно уложенными волосами цвета воронова крыла: его три прекрасно образованных дочери, статная и стильная мадам Кантор, угрожающая миру взглядом двух шаровых молний и, конечно же, обожаемая мама Менделя, увлекающаяся утренним кофе и ночными сеансами некромантии.
– Ма шмэх? – проворковал Канторович, баюкая крошечную блондинку. – Ма шмэх? А?
Он закрыл глаза и с блаженной улыбкой прошептал:
– Шми Камилла.
А потом повторил громче, на весь зал, на весь город, на весь мир:
– Шми Камилла.
– Камилла? – горячо выдохнула мадам Кантор. – Что за имя Камилла? Камилла – это аптечная ромашка.
– Она такая беленькая, – простодушно сказал Кантор.
И все удивились этому простодушию, потому что уважаемый ребе Кантор был всегда собран и дипломатичен. А тут такая открытость, да еще на людях. Означать это могло только одно – крошечная блондинка Камилла распахнула запертое сердце банкира нараспашку.
– Ромашка – это же прекрасно, – поддержала Менделя его мама. – Мой Айзик обожал ромашки. Глупая, я упрекала его в скупости, я хотела розы, а он приносил ромашки. Это было до войны.
– До которой войны? – спросила мадам Кантор, взрывая перегревшиеся шаровые молнии. – Я потеряла счет этим войнам.
– Айзика с нами нет, – отозвалась мама Менделя. – И эта прощальная ромашка послана им.
Глаза пяти женщин семейства Кантор влажно заблестели. Горечь женских еврейских слез всегда остается свежей, несмотря на место и время.
Появление в университетской гимназии блондинки Камиллы вызвало ощущение чуда, воспринятое благоговейно, потому что людям нужна красота, а тем более красота с лучезарной фамилией Кантор.
Камилла была слишком рассеянна, чтобы сосредоточиться на учебе. Ее изумрудные глаза сохраняли врожденную чистоту, с каждым годом лишь увеличивая количество каратов. Ни директор, ни учителя гимназии не имели к Камилле Кантор никаких претензий. Тройки Камиллы единодушно считались неповторимыми авторскими изделиями, не идущими ни в какое сравнение с пятерками отличников, скучных, как золотые ряды банковских слитков.
Некоторые отважные мальчики иногда оказывали ей знаки внимания, но чистые глаза Камиллы оставались по-прежнему невозмутимо рассеянными. Сразу после уроков Камиллу забирал коротко стриженый водитель со свернутым набок боксерским носом.
Но однажды Камилла влюбилась. В класс пришел молодой учитель математики. Любовь Камиллы была слегка капризной,