мне ими интересоваться.
– Вот поэтому Ленка и спокойна, – Генка вытащил из кармана бутылку коньяка. – Хотя, на мой взгляд, так и пробросаться можно…
– Чем это? – я отступила в сторону кухни.
Ну не вести же мне его в комнату. Это вообще что? Гости?
– Как чем? – Генка легко разрешил увлечь себя на кухню. – Ты, Верка, красавица, каких поискать. В нашей прежней бригаде, да что там в бригаде? Во всем управлении лучше тебя не было. Шатенка, глазищи, ум, стройненькая. У тебя рюмочки где?
– В буфете, – машинально отреагировала я.
– И даже рюмочки у тебя фигуристые, – подмигнул Генка, осторожно пробираясь к буфету. – И потом, Вер, у тебя отдельная квартира. С твоей неземной красотой и квадратными метрами мужики должны, как пчелы, виться. Пью за тебя, стоя!
– Сядь, – я открыла холодильник. – Оливье будешь?
– Буду, – кивнул Генка. – Из твоих рук я даже яд приму, Вера. Ну, будем!
Мы выпили. Генку я лет десять знаю. Мы на монолитах работали, на точечных застройках. Вид оттуда – сказочный. В самом центре Москвы найдется местечко под элитку, этажей на пятьдесят. Стоишь в будущих апартаментах на два миллиона долларов, и ты вроде бы и не малярша, а гордая дама в мехах и бриллиантах. А рядом, за спиной – широкоплечий «хьюго босс» в смокинге и с сигарой.
И ты ему так тихо говоришь:
– Милый, налей мне кашасу Жакаре, только немного.
Кашаса Жакаре – это изысканная бразильская самогонка. Закусывается филеем крокодила. В общем, гламур до визга мозжечка.
И «хьюго босс» учтиво подает тебе бокал кашасы, а ты смотришь на огни столицы, озаряющие твои запыленные ботинки из бумаги, и уже плевать, что ты не дама в мехах, а за спиной стоит Генка в линялой рубашке с бутылкой теплого вермута.
– А вермут ты вкусный покупал, – сказала я, цепляя ложечкой маслинку. – Забыла, как он называется.
– Десертный, белый, – сказал Генка и налил по второй. – Зря я, Верка, на Ленке женился. Надо было на тебе.
– Да ты меня за женщину не считал, – напомнила я. – Я у тебя в братьях ходила.
– Столько тонн раствора выбрала, – подпер голову Генка, – и мешки с клеем наравне со мной таскала. По-братски, Вер, таскала.
– Вот именно, «по-братски», – не удержалась я. – И когда в душе мылись, ты ни разу ко мне не полез. Ты о Ленке-секретарше мечтал. На шпилечках мимо – цок-цок-цок. И челочку со лба сдует небрежно – ах-ах-ах. А теперь приперся ко мне. Шатенка, глазищи, стройная. Было да сплыло. Иди домой, брат.
Я замолчала. Ужасно хотелось плакать.
– Вер, – Генка подвинул ко мне полную рюмку, – Новый год все-таки. Как встретишь его, так и проживешь. Давай по-хорошему встретим?
– Давай, – я промокнула глаза и хлопнула рюмку.
– Ты с кем Новый год гудела? – спросил Генка и снял колпак Деда Мороза.
– С подругами, – сказала я, – по очереди друг к другу ходим.
– И все такие же симпатичные и незамужние? – заинтересовался Генка.
– Почему