людей – тех, чьим сыном и родичем он появился когда-то на свет. Словно сгребая осколки разбитого прежде кувшина Лев собирал из них те небольшие частицы давно позабытого, тщетно пытаясь слепить их, собрать воедино… В памяти точно из бездны всплывали обличья родителей; виделись словно объятые мглой лица прочих людей, его кровной родни; зрились гордые стяги со знаком их дома, пред которыми преклоняли колени достойные свердсманы многих уделов. Яркой вспышкой мелькнуло лицо старика – крепкого, седобородого, ласково что-то шептавшего и прижимавшего длань к груди мальчика, где сейчас бешено, словно в горячке металось его трепетавшее точно у пойманной птицы дрожавшее сердце. Их размытые лица и тихие голоса оживали и вновь растворялись в бушующем пламени воспоминания, пришедшего из неведомой бездны безвременья – точно тени из Эйле являясь к нему из минувшего в эти мгновения.
Но как Áррэйнэ ни напрягал себе память, больше он ничего не мог вспомнить – ни тех позабытых событий, ни ликов, ни даже имён их – ни даже своё позабытое собственное…
Он снова очнулся от этих внезапных видений минувшего – и узрел, что стоит на обрыве стены рядом с рухнувшей частью дворца. Был час раннего утра, когда заря на восходе уже обагряет вершины хребта за ардкáтрахом, и начинают алеть прежде чёрные чащи закатных отрогов вокруг перевала. Где-то там в дебрях за Глвидд-ог-слейббóтха укрылось отбитое ночью от стен городища дейвóнское войско – опасное, грозное, но уже побеждённое – лишённое почти всех осадных хендску́льдрэ и перекатов с припасами и снастями, потерявшее большую часть их Железной Стены и Ночных Птиц. Никому из тех не удалось живым выбраться из пылающего городища. Даже отсюда с высоты кáдарнле было видно, как на озарённых пламенем улицах люди рвут на куски их тела в окровавленных чёрных одеждах, выискивая на расправу последних из уцелевших Ноттфу́глен и тщетно пытавшихся скрыться в толпе земляков северян дома Кроммах с их данниками, узнавая тех по иному, отличному от бытовавшего здешнего говору.
В эту ночь сыны Эйрэ сумели взять верх в беспощаднейшей схватке с извечным противником с запада. Но сколь высока была плата, которую взяли с них боги, даровавшие эту победу… и выкрики ликования заглушал не смолкавший стон раненых и уже отходящих в мученьях холодной тропой умирающих – и причитающий плач многих сотен осиротевших, доносясь до руин раздирающим сердце пугающим отзвуком тех голосов, тщетно звавших их сгинувших близких. Совсем неподалёку с горящего кáдарнле раздавался отчаянный девичий вопль, когда чья-то сестра или дочь, лишившаяся может быть не одного из своих кровных родичей, захлебываясь слезами кричала отчаянно в темноте «мамочка… мама…», раз за разом твердя это и заставляя сердце Аррэйнэ содрогаться. Его пересохшие губы как в забытьи тихо вторили этим словам, как некогда то же шептали они во тьме ночи над затухающим пепелищем родной ему тверди.
А сколь много тех окриков разносилось теперь среди дыма над всем городищем – что быть может и боги не ведали счёта им, раз допустили на склонах