отрубленная голова – ещё свежая и сохранившая след предсмертного ужаса на застывшем в оскале некогда гордом лице восседавшего за древним Столом Ёрлов…
Храфнварр вернулся уже после рассвета, только как самолично убедился, что вражеские заго́ны внезапно покинули ходагéйрд, и нáступа на городище не будет – отправив им вслед не один дозор конных и выслав гонцов во все ближайшие к Винге стерквéгги за помощью, а горожан с оружием собрав в хоть какое подобие воинства. Укрытый плащом мальчик спал на скамье, свернувшись в клубок, а его мать, развязав узел с захваченными в спешке пожитками из Хатхáлле, сидела возле окна со своими иглами и нитями. Уже успев подшить и залатать все поношенные одежды Прямого из дорожного аскхаддгéйрдского ларя теперь она что-то вышивала на маленьких пялах.
– Суховей из Ардну́ра, женщина! Нашла время для рукоделия… – с укором сказал он, устало осев на другую скамью и вытирая рукавом рубахи грязное от сажи лицо.
Однако Гвенхивер ничего не ответила на его незлобный упрёк и продолжила вышивать стежок за стежком, чередуя цвет нитей и ловко переплетая их хитрую вязь на холсте. Затем не поднимая глаз тихо спросила:
– Какие вести, почтенный? Что произошло за ночь?
– Вести как ночь, не то слово… Наш ёрл пал в битве, его голову а́рвейрны воткнули с его же копьём прямо в Хлидхельст. Думаю, что и многие шедшие с ним встретили ту же судьбу. Как и мои люди там… – нахмурился он, стиснув зубы в бессильном гневе.
– А что в Высоком Чертоге? – она пристально взглянула в глаза Храфнварра, и вслепую сплетая стежок за стежком в тонкой ткани меж кольцами пял.
– Много люда погибло в пожаре, как загорелся и рухнул весь северный свод. Вся семья Имеля там олегла, половина семей внуков сестры Хъярульва и прочих его сыновей… много ещё кто из нашего дома. Не счесть мертвецов за сегодня.
– А почтенный Клонсэ? – спросила она, на миг препынив сновавшую в ткани иглу, – говорят – он…
– Сигвар с женой обгорели, спасаясь, но живы остались. Сын Къёхвара тоже уцелел, младший Сигварсон вытащил его сонного из огня. Даже Мурхаддов дар умудрился с собой унести этот книжник… – усмехнулся он горько, – да и старший…
Он хотел было вдруг похвалить того Горма за храбрость, но резко запнулся, умолкнув – воззрив дочери Каменной Тени в глаза. Прямой вдруг заметил, что взгляд женщины стал на мгновение колким – в нём вспыхнула та же зловещая горькая радость, как при полученном ею весной известии о кончине Ножа. Вершний воинством тверди с сожалением понял, что и сам он по-прежнему остаётся одним из этого дома, чьё молчание властных мужей в стенах Красной Палаты однажды обрекло дочь Ллугайда из Кинир на восемь лет мук и бесчестья в чужом ей краю – и останется для неё Скъервиром навсегда.
– Мне надо идти, тиу́рра, – он устало встал со скамьи, неловко зацепив ногой древко одного из прислонённых к стене копий, и то с гулким стуком упало на пол. Храфнварр махнул лишь рукой от досады, не желая поднимать