осеннее солнце, где далеко за хребтами лесистых нагорий лежала родная земля.
Невероятным казалось всё то, что произошло с ней с тех пор, как дочь Конута поздней весною с людьми её брата покинула Глухое селище, устремившись в дорогу к востоку. Невероятным… и столь же тяжёлым…
Она осталась жива. Взявшие в плен раненую стрелой дейвóнку люди áрвеннида не убили на месте, как грозили сначала, а с обозом из покалеченных в сшибке отправили прямо в Аг-Слéйбхе – на скорую смерть. Однако там Майри попала в узилище Верхнего города, в одну из подземных темниц. И хоть возница на её глазах передал вершнему в кáдарнле приказ сотника Ллурина Мáола, что дóлжно сделать тут с этой вот пленницей, убийцей его семерых людей – но занятый множеством дел неотложных и важных, когда отступившие силы врага ещё были в пределах двух дней пешим ходом от городища – старый Ан-Шор позабыл, что дорога её лишь на крючья и дыбу – и дальше на Урлабха-кнойх. И так потянулись бессчётные дни одиночества…
Обширные подземелья узилища – прежде при прошлом владетеле Дэйгрэ полные всяких воров, скотокрадови грабителей-душегубцев – теперь пустовали со времени неудачного нáступа воинства Уннира Вёрткого. Кого-то из крепких, умелых с оружием узников старый Ан-Шор пощадил и взял в войско, прочих отправил трудиться по кузницам, а самых опасных и злостных казнил, чтобы не переводить на тех хлеб – как повелел новый арвеннид Эйрэ, чьи загоны уже выходили к Помежьям.
Никого не было в узилище и из её земляков. Всех прорвавшихся в город в Ночь Смерти дейвóнов истребили в бою, ни одного из воителей Ночных Птиц и Железной Стены не взяв в плен. Остальные же с трудом смогли отступить за перевал, где тех судя по доносившимся до ушей девушки разговорам скучавших тут стражников неотступно преследовали и не давали прорваться на запад подошедшие воинства южных домов во главе с самим Борной.
Не раз Майри кляла себя за оплошности, допущенные в роковой день той стычки, из-за которых нежданно попала в неволю – но не за свой прежде сделанный выбор, когда она решилась покинуть Глухое селище с воинами брата, не страшась ей грядущей судьбы. Что же, раз такова была доля – значит она без боязни пройдёт по пути… пусть даже к смерти, которая до сих пор была недалека своим когтем от шеи дейвóнки, покаглава кадарнле в вечных тех хлопотах забывал о прошении сотника Ллурина.
Но недолго пришлось дочери Конута соседствовать с крысами в каменной яме средь тьмы, куда лишь раз в день заявлялся охранник, принося плошку годного разве что свиньям в корыто подкисшего варева с чёрствым подпле́сневшим хлебом. Прошли две седмины её одиночества, и как-то в узилище появился богато одетый человек средних лет – брезгливо нюхавший дух затхлой темницы. Его сопровождал со смоляком в руках тощий писец, тащивший в суме ворох скрученных в трубки и сшитых по сгибам их свитков. Владетельный незнакомец хозяйски осматривал каждые погреб и клеть, повелительно говоря что-то спутнику-словописцу, который поддакивал гаэ́йлину и учтиво тому изъяснял о содержимом обширных, но пострадавших при страшном