в наших землях один… Сам из данников Ёрваров с севера родом – так и мать и отец вроде были достойные люди – уж не хуже иных тут живущих… как все. Но вот он в час Помежных Раздоров таким кровопийцей с лет юных возрос, что и вспомнить на ночь не желаю. Любил делать всё… – скригга поморщился, смолкнув на миг, – …медленно. После служить людям деда отправился к западу в дом побогаче, но и тут на Помежьях всё время бывал – а где Шщар его носит теперь даже знать не желаю. Как же там звали его… вроде бы Бе́рульф?
– Вот уж точно не так! – возразил скригге старый помощник и домоправитель, кто тут вершил прислугой, торопя разливавших вино, – а как звался не вспомню. Кровопивцев таких держать в памяти – всех достойных забудешь ещё.
– Бъярни – ты же был вершним стражей и помнишь того… людореза, – обратился Свейн к родичу, что сидел чуть поодаль у края стола, уплетая колбасы. Судя по лицу с волосами, чуть поддетыми пеплом седин, мать его была явно из арвейрнов.
– Да по имени кто его помнит, собаку? – хмыкнул тот, нарезая кровянку кусками, – лишь по прозвищу разве что только! – и поднял свой нож.
Исчезали с тарелок и блюд колбаса с языком и печёнкой. Опустели горшки и тяжёлая супница с сердцем быка и грибами в отваре из проса с морковью. Слуги несли друг за другом бутыли с вином, что за троих каждый сам поглощали гостившие тут подле арвеннида тысячники воинства Эйрэ.
– Кровь в нас та, что отцы с матерями оставили в жилах. Но всегда ль сын злодея таким же взрастёт – и всегда ли достойных людей будут годны потомки? Жизнь нас правит подобно резцу, что искусника длань из холодного камня стачает замо́к для стены, для огнища со смертью ядро или дивную статую с обликом точно живую. Но где убийства – там больше убийцы растут, как известно…
Ульфсхофуд умолк, вновь повернув лик к окну, где за тонкой слюдой их ячей завывала холодная вьюга, белой рябью позёмки сгибая корявые ветви лесов и пожухлые травы лежавшей вкруг пустоши.
– В этих суровых уделах уже все пятнадцать веков как столкнулись народы дейвонов и арвейрнов… и нет конца той незримой войне род на род, дом на дом не взирая на кровь и обычаи предков. Все устои суровых веков живы тут и поныне, владетель – где железо закон, умолкают слова и уставы. Жизнь людская дешевле истёртого хрингура – а иные задаром готовы отнять её вовсе. Где разбой, воровство и грабёж, там вовсю процветают убийство с насилием – не жалея ни дев, ни детей с уже век доживавшими старыми… Здесь иного не видели люди вовек, по-иному не жили – а война за войной то лишь множат. Повидал я такого, что страшно вот тут за столом говорить…
Зажурчало вино из закатных дейвонских уделов астириев, наполняя багровым как старая кровь соком лоз кубок скригги.
– В Великую Распрю народы дейвонов и арвейрнов столь содрогнулись от ужаса с горем, что та война принесла всем уделам обоих домов их владетелей. Тут же она не стихала веками, и поныне тот жар лишь опять разгорелся как прежде… Ты, достойная, тоже должна до́бро знать, – обратился он к Этайн, что сидела