голландцев от лени и преступной роскоши. И все же есть в горничной что-то небогоугодное.
Отто погружен в раздумья. Поймав на себе взгляд Неллы, он поспешно отводит глаза. Человеческое общение в момент духовного просветления и вправду представляется почти греховным. Йоханнес молитвенно сложил руки и смотрит на дверь.
Нелла возвращается к себе, чтобы написать матери, но слова ей не повинуются, упрямо не желая выражать чувства. Никак не удается передать свое разочарование, изобразить разговоры с Марин, мужа, который говорит на всех языках, кроме языка любви, слуг, чей мир скрыт и смех непонятен. Она машинально пишет имена: Йоханнес, Отто, Тут, – и рисует Марин с огромной головой. Потом комкает листок, швыряет его в камин и промахивается.
Спустя час с парадной лестницы доносятся мужские голоса, лай собак и смех Йоханнеса. Нелла выглядывает в окно: из дома выходят трое дюжих мастеровых с закатанными рукавами и веревками через плечо.
Марин уже в передней.
– Йоханнес, – шипит она. – Что это, скажи на милость?!
Нелла крадется к лестнице и, увидев, что принесли те трое, открывает в изумлении рот.
Посреди передней стоит огромный, почти в полтора мужниных роста, шкаф на восьми изогнутых крепких ножках, занавешенный спереди шторками горчичного цвета. Отодвинув высокую подставку для книг в угол, Йоханнес оперся рукой на блестящее дерево и широко улыбается. Сегодня он как никогда свеж и красив.
Марин с опаской подходит к шкафу, как будто тот может на нее рухнуть или начать двигаться. Резеки пятится с утробным рычанием.
– Это что, шутка? Сколько он стоит?
– Хоть раз в жизни, сестра, не будем о деньгах! Ты сама сказала найти развлечение…
– Развлечение, а не безобразие! Эти занавески… Шафрановая краска?
– Развлечение? – эхом вторит Нелла на ступеньках.
Марин испуганно оборачивается.
– Для тебя! – кричит Йоханнес. – Свадебный подарок!
Он похлопывает по шкафу, и шторки на нем подрагивают.
– Что это, мой господин?
– Из дуба и вяза. Вяз – очень прочное дерево, – отвечает Йоханнес, словно об этом спрашивает его молодая жена, и смотрит на Марин. – Из него делают гробы.
Рот Марин превращается в тонкую линию.
– Где ты его взял?
Йоханнес пожимает плечами.
– У знакомого с пристани осталось несколько шкафов от умершего плотника. Я распорядился украсить этот черепаховой инкрустацией и оловянными вставками.
– Зачем?! Петронелле он не нужен.
– Для ее обучения.
– Моего чего?
Йоханнес тянется к Резеки, но та увертывается.
– Тише, девочка. Тише!
– Ей не нравится, – заявляет Корнелия, спустившаяся вслед за Неллой.
«Интересно, это про меня или про собаку? Судя по вставшей дыбом шерсти на загривке у Резеки, – про нас обеих». Корнелия держит перед собой веник, словно копье, как будто на нее могут напасть.
– Обучения? – презрительно усмехается Марин. – Оно ей ни к чему.
– Очень