полы сюртука.
– Демид Иванович Давыдов, – неожиданно отрапортовал он, точно стоял перед начальством. – Сыскарь Первого отделения Нового Белграда.
– Нового Белграда, – повторила я, оторопев и тут же позабыв его имя. В первый раз, ошарашенная, я даже не расслышала его.
Нет, с самого начала было ясно, что это сыскари, которые разыскивают папу и графа из-за исчезновения Мишеля, но чтобы они прибыли из столицы…
Я мало понимаю в официальных вещах и всём таком прочем, касающемся закона, но всё же знаю, что центральные отделы названы по провинциям Империи. И Первое отделение – это центральное по всей Белградской губернии. Раз прислали людей из столицы, значит, делом заинтересовались на самых высоких уровнях. Слава Создателю, хотя бы не Десятое.
Об этом же писали в газете. Значит, профессор Афанасьев всё же добился возбуждения уголовного дела…
Ох, папа, во что ты нас втянул?! Нет, нельзя так рассуждать. Я переживаю за себя, хотя мне ничего не угрожает. Я в тепле, сыта, никто не выгоняет меня из Курганово, в то время как папа находится в бегах и скрывается от преследования. А ведь он уже немолод, здоровье его в последние годы ослабло. Стоит подуть ветру, и он тут же подхватывает простуду. Взял ли он с собой шарф и тёплые носки? Стоило бы проверить его вещи, чтобы не переживать. Если, конечно, эти люди из Первого отделения подпустят меня к вещам папы. Я слышала, как они рылись в его комнате, а после видела, что из комода перевернули все ящики, даже с нижним бельём! Немыслимо, возмутительно и постыдно. Не думали же они, что мой папа – уважаемый учёный, образованный человек с блестящими манерами – будет прятать секретные научные записи рядом с собственным исподним?
Или они надеялись найти в ящике Мишеля?
Стоило услышать про Первое отделение, как в голове всё смешалось. Я долго сидела с настолько потерянным видом, что Давыдов кашлянул, привлекая моё внимание:
– Кхм… господица Клара?
– А?!
– Раз уж мы теперь знакомы, позвольте задать несколько вопросов.
Он решительно, очень громко, точно нарочно топая каблуками своих сапог, прошёл к пуфику у туалетного столика, оглянулся на меня и с издевательским поклоном спросил:
– Разрешите?
Мне ничего не оставалось как принять участие в этом спектакле, приосаниться (и это по-прежнему прикрываясь одеялом) и произнести с достоинством и подражающей его тону издёвкой:
– Прошу. Будьте моим гостем, господин…
– Давыдов, – повторил он, стрельнув в меня тёмными, очень некрасивыми, какими-то бобриными глазами.
На самом деле, никогда не смотрела в глаза бобрам, вообще видела их только издалека на берегу Звени, но судя по тому, какие это шкодливые звери, способные перегородить всю реку, отчего пруд у Стрельцовых зарос илом и тиной и совсем зачах, у таких дурных вредителей точно должны быть похожие глаза: