это совсем не нравится, – только и произнесла Эмилия.
Адольф направился в сторону заброшенного здания, возле которого его уже ждал старый знакомый.
– Где же наша звёздочка? Если ты меня развёл, Джейк, я тебе врежу. – Вилли потирал руки от нетерпения.
– Не называй меня Джейком. Теперь я использую своё настоящее имя.
– Хорошо, буду звать тебя Гитлером, – процедил Кох. – Но ты не ответил на вопрос: где красавица?
– Она в машине, сейчас придёт, но сначала тебе нужно завязать глаза. Это ненадолго, когда всё начнётся, сможешь снять повязку. – Браун протянул её знакомому.
– Сделаю всё что угодно ради хорошего минета.
Как только Вилли завязал глаза, Адольф направился к автомобилю.
– Сейчас ты пойдёшь со мной, – начал говорить Браун Эмилии. – Я дам тебе в руки кинжал, и ты проткнёшь им одно чучело.
– Спятил? Я ничего такого делать не буду! – запротестовала она.
– Не бойся. Кинжал ненастоящий, он бутафорский, такие мы используем в театре. Это нужно сделать, чтобы ритуал получился. Самое главное, думай о том, что тебе нужно. О хорошей памяти, и уже завтра ты с лёгкостью сможешь без запинки рассказать весь текст.
Эмилия заёрзала на сиденье и прикусила губу. Её лицо было напряжённым.
– Ты обещаешь, что ничего плохого не случится? – Она нервно обернулась на его голос, и сердце пустилось вскачь.
– Обещаю, ничего плохого не случится, – солгал Браун, – но нужно нанести несколько ударов. Больше ударов – лучше память. В твоих наушниках будет играть музыка. Это нужно для атмосферы. Всё как в театре, считай это очередной репетицией. Когда я стукну тебя по спине, ты нанесёшь несколько ударов вперёд, прямо в чучело. Хорошо?
– Да, я всё сделаю… Но сомневаюсь, что мне это как-то поможет с текстом.
Они вдвоём вышли из машины. Адольф аккуратно вёл Эмилию перед собой. В её руках уже был Мегиддонский кинжал. Браун запустил беспроводные наушники через свой телефон, и в её ушах заиграла песня группы Rammstein.
– Я ничего не вижу, но слышу ваши шаги. Звёздочка идёт к своему папочке, – с воодушевлением протянул Вилли.
Эмилия его не слышала, музыка играла слишком громко.
Внутри тебя угри живут,
На мне – родимое пятно,
Ножи от этих бед спасут.
Пусть даже сдохнуть суждено!
Адольф стукнул её по спине, и Эмилия в то же мгновение вонзила кинжал в тело Вилли. Кох заорал от боли, но его крики слышал только Адольф. В её ушах продолжала биться музыка.
Внутри тебя угри живут,
На мне – родимое пятно,
Ножи от этих бед спасут.
Я обескровлен всё равно![7]
Эмилия наносила удар за ударом, думая о том, что хочет получить хорошую память. Тело Вилли не кровоточило, оно излучало свет – так работал Мегиддонский кинжал. Наконец Кох полностью обратился свечением и, умерев, испарился. Не осталось ни тела, ни крови.
– Достаточно, – выключив наушники, произнёс Браун. – Ты справилась.
– Было