так и подмывало стрельнуть по удаляющейся шлюпке, чтоб припугнуть голландца, но я сдержался.
Наши матросы перетащили добычу на палубу 'Левиафана', топорами пробили обшивку корвета ниже ватерлинии, и снова потекла размеренная морская жизнь. Вкус победы чувствовался железным вкусом крови на дёснах.
Парусный мастер делал 'гробы' для английских моряков, ван Рейн внизу возился с ранеными, а я стоял и смотрел, как патрульное судно идёт на дно. Корвет стал братской могилой для своей команды, и всё это ради нескольких бочек солонины, мешка сухарей и семисот дукатов выкупа.
Вокруг тонущего кораблся море будто кипело, разбрызгивая пену и поднимая буруны.
Заупокойную пришлось читать мне. В этом бою мы потеряли убитыми сорок три человека. Ещё около тридцати лежали внизу, под присмотром ван Рейна, и четверо из них уже были при смерти.
Вся команда построилась на шканцах, даже Том стоял среди простых моряков. Он захотел, чтоб молитву прочитал я, на латыни, как у них заведено на 'Левиафане'. Обычно это делал ван Рейн после того, как закончит возиться с ранеными, но сегодня у него было слишком много работы. Сам капитан молитв не знал, или не хотел знать.
Передо мной лежали зашитые в парусину тела, которые я должен проводить в последний путь.
– Requiem aetemam dona eis, Domine… – начал я, вспоминая первые строки заупокойной мессы.
Большая часть английских моряков были протестантами, но католиков тоже хватало, особенно среди ирландцев, крещеных индейцев и негров. Обычай есть обычай.
– Et lux perpetua luceat eis… – продолжил я.
Матросы сняли шляпы и замерли в тишине.
– Requiescant in pace. Amen, – закончил я краткую версию молитвы.
Том махнул рукой, и два матроса начали спускать покойников за борт. Остальная команда молча стояла, глядя на бывших товарищей и друзей.
– Вот что нас всех ждёт. Кусок паруса, ядро в ноги и стежок через нос, – вздохнул капитан.
Я проводил его взглядом до каюты. Когда последнее тело погрузилось в морскую пучину – начали расходиться и остальные матросы.
– Где ты выучил латынь? – ко мне подошёл Филипп и встал рядом. На его лице было написано страдание.
– Книги читал, – ответил я, рассеянно глядя в синюю даль. – Что, не вяжется с образом кровавого убийцы?
– Не очень, – хмыкнул француз.
– Все удивляются, – ответил я. – Как тебе боевое крещение?
Филипп поморщился.
– Боже упаси вновь такое пережить.
– Привыкнешь.
– Не хочу к этому привыкать, – буркнул он. – Не хочу здесь находиться.
– Я тоже, – я повернулся и посмотрел Филиппу в лицо. – Капитан что-то замышляет. Что-то подозрительное.
Пленного капитана поселили вместе с нами в кают-компании. Всё-таки, выкуп за него был достаточно большим, чтобы во время плавания он получил достаточно комфорта. Николас оказался весьма приятным в общении человеком и толковым моряком. Он постоянно рассказывал о морских баталиях, где ему довелось поучаствовать.