и подстрелят из пушки. Так что я поднимаюсь все выше и лечу быстрее, хотя не знаю, куда и зачем. Я больше не узнаю ни землю, ни холмы, над которыми оказалась. Лечу в одну сторону, потом в другую, пытаясь отыскать дорогу назад, на тот холм, с которого взлетела, но не могу.
– И тебе страшно?
– Я каждый раз просыпаюсь в холодном поту, сама не своя от ужаса. И все же… мне хочется летать.
– А мне хочется плавать по морю. Однажды я сяду на корабль. И буду ловить китов. Ты можешь отправиться со мной, если захочешь. Будешь моим корабельным коком.
– Я не хочу быть твоим коком, Иеремия.
– Ладно, но капитаном ты быть не можешь.
Я задумалась:
– Могу, если очень захочу.
– Моряки выбросят тебя за борт. Кому охота выполнять приказания девчонки, если только это не его мать. Поэтому Нэт на тебя злится. Ты вечно говоришь всем, что делать.
– Я не хочу решать ни за кого, кроме самой себя. – Этого я желала больше всего на свете – отвечать только за себя и ни за кого другого. – Но если ты однажды станешь капитаном, я с радостью отправлюсь на морскую прогулку на твоем корабле.
Послышались далекие хлопки, и мы замерли, не сводя глаз с горизонта в той стороне, откуда шел звук, хотя от Бостона нас отделяло не меньше тридцати миль.
– Ты это слышал? – спросила я.
– Что именно? – пробурчал Джерри. Он не любил взбираться по холмам, не то что я, и готов был пуститься обратно, к дому.
Я схватила его за руку и шикнула на него. Звук раздался снова – далекий рокот, словно раскаты грома, вот только в воздухе не пахло дождем, а солнце ярко светило у нас над головами.
– Сейчас будет гроза, а мы тут торчим! – взмолился Джерри. – И я хочу есть. Отдай мне яблоко.
Я одними губами изобразила звук, который мы слышали, – едва различимый, далекий – и вдруг поняла:
– Это пушки, Джерри. Это канонада!
– Какие пушки? Ты никогда их не слышала, Роб.
Я побежала вверх по склону, вскарабкалась на вершину, чтобы увидеть все вокруг. Джерри спешил за мной. Он знал, что я не ошиблась. Мы увидели, как к облакам в июньском небе тянутся струйки дыма.
– Думаешь, это из самого Бостона? – ошарашенно спросил он.
– Да, оттуда… Началось.
Все и правда началось. Это была уже не стычка, не протест и не груз чая, сброшенный в воду. Не листовки, не речи и не муштра на лужайке в центре города. И даже не перестрелка в лесу. Это были пушки. Военные корабли. Тысячи раненых. Сотни убитых.
Война.
Много дней после я спала лишь урывками. Как будто увидела сражение собственными глазами, а не услышала его слабые отзвуки с зеленого склона холма, с расстояния в тридцать миль. Шум битвы преследовал меня во сне, перерастал в хор голосов, призывавших присоединиться к борьбе. Я не верила, что эти сны посланы Богом. В них было слишком много моих мыслей и чувств, и потому я не могла винить в них Господа – или благодарить Его.
Но грохот и гул боевых кораблей и орудий пробудил во мне что-то новое. И не только во мне. Всех нас словно подхватило высокой