это ещё ничего. Течь не будет. Сколько его?
– Ну посмотри. – И Николай Иванович открыл дверь сарая. В тёмном углу, прислонённая к стене, высилась колонна линолеума. Гомозин подошёл к свитку и оглядел его.
– Годится, – одобрил он. – Давайте мне пилу и можете идти на стол накрывать, а то сейчас с голоду грохнетесь.
– Справишься сам? Я бы прилёг в самом деле.
– Справлюсь-справлюсь. Вы мне инструмент дайте.
– Ну поищи, что ты! – нетерпеливо выпалил Николай Иванович. – Где-то тут должна быть. – И, сказав это, он стал сам раздражённо рыться в ящике с инструментами, гремя железяками. – На, – протянул он Гомозину пилу. – Вот лестница лежит. – Он взглядом указал вниз. – Пойду я. Ветку отнесёшь вон туда, к общей куче. – Он пальцем указал на гору сухой древесины. – Не будешь справляться – зови.
И Николай Иванович медленно, устало зашагал к дому. А Гомозин, прислонив лестницу к сараю, полез на крышу. Едва он поднялся на пару ступеней, его сразу обдало затхлым запахом гнили. Опавшая листва забивалась в щели и, намокая, гнила. Егор Дмитриевич встал во весь рост и, поскрипев досками под ногами, начал примерять пилу к ветке, как вдруг обратил внимание на соседей.
С земли это соседствующее семейство было не видно. Их участок располагался диагонально участку Гомозина. И потому до сих пор Егор Дмитриевич ни разу этих людей не встречал. Бритый налысо жилистый мужчина что-то раскапывал в огороде; женщина – видимо, его жена, – одетая в спортивные штаны и куртку, «загорала» в лежаке. Молодая девушка с чёрными короткими волосами, держа в руке бадминтонную ракетку, смеясь, бегала за маленьким весёлым мальчиком, то и дело ловя и, потискав, отпуская его. Где-то возле их дома, заросшего диким виноградом, пульсировал поливочный кран, поливая не только газон, но и садовых гномов. Мужчина не переставая что-то рассказывал женщине, а она постоянно смеялась, прерываясь только на замечания детям и на глоток пива. Им были безразличны её замечания: они, потешно покивав головами и покорчив гримасы, продолжали беситься. А отец семейства иногда отлучался от своей работы и ходил крутить шампуры над мангалом.
Егор Дмитриевич хотел было поздороваться с ними, но не смог пересилить себя. Ему не хотелось обрывать эту идиллию семейного выходного. Наверное, решил он, у кого-то из них сегодня день рождения, и они выбрались вчетвером, не приглашая всяких дядей и тётей, которые наверняка напились бы и стали буянить. Или, подумал Гомозин, у них банально не было денег на пышные торжества и потому они были вынуждены скромно праздновать на даче. Но всё же выглядели они счастливо, сплочённо. Егору Дмитриевичу подумалось, что они никогда друг с другом не ссорятся. И ему стало завидно. Он подумал, что запросто обменял бы свою достаточную жизнь на такую тихую и уютную семейную. А они будто даже не заметили его, стоящего на крыше сарая в плаще и с пилой в руках.
Он решил поскорее закончить со своей миссией и стал быстро и гневно пилить сухую ветку. Мелкая