учреждениях или труд на советских промпредприятиях), они постоянно находились под угрозой всевозможных “чисток соваппарата”. Особой свирепости эти чистки достигли ко времени окончательного разгрома партийных оппозиций в конце 1920‐х годов (и именно в 1929 году была сделана первая безуспешная попытка ликвидировать “дворянское гнездо” в Правительственной библиотеке с помощью анонимки и заметки в стенгазете “Зоркий глаз”). Чистки бывали как плановыми (с предварительным оповещением), так и внезапными, персональными (с участием так называемых летучих бригад и легкой кавалерии). Результат чистки зачастую невозможно было предсказать, зато последствия при неудачном исходе дела были хорошо известны – увольнение с работы вкупе с резким понижением социального статуса. Во многом чистки были нацелены на выявление “окопавшихся в соваппарате” лиц с “чуждым или подозрительным социальным происхождением”. А большинство “бывших” как раз вынуждены были скрывать те или иные биографические данные, но при необходимости заполнения множества анкет несложно было запутаться в выдуманных фактах или умолчаниях. Еще больше осложняло их положение расцветшее пышным цветом (и поощрявшееся сверху) доносительство, зачастую подпитывавшееся банальной завистью или ревностью. Получая приглашение на престижную и высокооплачиваемую работу, “бывший” человек всегда оказывался перед непростым выбором – чем “лакомее” была позиция, тем более пристального внимания к подробностям биографии можно было ожидать от отдела кадров и местных партийной и комсомольской ячеек. При поступлении на работу в столь важные учреждения, как, например, Кремль или Коминтерн, требовались рекомендации от членов ВКП(б), что предопределяло необходимость личных связей в среде коммунистов. Но и успешное поступление на службу отнюдь не гарантировало “бывших” от дальнейших неприятностей, а уж после убийства Кирова в конце 1934 года служба в престижных учреждениях стала для большинства из них серьезнейшим риском. До 1934 года способом защитить себя от катастрофического исхода чистки было превентивное увольнение с работы по собственному желанию, позволявшее хотя бы избежать клейма “классово чуждого элемента”. Подобным образом поступила и Екатерина Муханова, лишившись престижной работы в Кремле, дававшей ей существенные материальные привилегии. Но такой шаг, разумеется, не мог спасти от гибели человека, ставшего волею случая мишенью для органов государственной безопасности СССР.
11
Нина Розенфельд, урожденная Есаева. Сведений о ней немного, а те, что есть, исходят из чекистских источников. В краткой справке, предваряющей протоколы ее допросов, указаны следующие данные. Родилась в Тифлисе в 1886 году, армянка по национальности. Отец – Александр Есаев, был инженером-путейцем, беспартийным, служил в Управлении Средне-Азиатской дороги, умер в 1928 году. Мать – княжна Бебутова, к описываемому времени тоже умерла. О родителях Нины Александровны имеются лишь отрывочные сведения – например, на допросе 21 марта 1935 года секретарша Енукидзе Л. Минервина, показывая о том, как Н. А. Розенфельд