с гор.
Бирназар бий сидел у входа в свою юрту, наблюдая, как табунщики выгоняют коней на утренний водопой. Он заметил приближающегося сына и что-то дрогнуло в его сердце – была в походке Жылкыайдара та особая решимость, что появляется у человека, готового произнести слова, способные изменить его судьбу.
"Отец," – голос мальчика звучал твёрдо, хотя в глубине его всё ещё угадывались детские нотки. "Я хочу научиться искусству коневодства. Позволь мне пойти к пастухам и мастерам выращивания скакунов. Я чувствую, что это мой путь, что сама кровь зовёт меня к этому древнему искусству."
Бирназар бий внимательно всмотрелся в лицо сына. В глазах Жылкыайдара горел тот особый огонь, что не спутаешь ни с чем – огонь призвания, истинного предназначения. Такой взгляд старый бий видел у великих мастеров своего дела – у прославленных воинов перед битвой, у мудрых сказителей перед началом сказания, у искусных коневодов, чьи руки понимают язык лошадиных душ.
Помолчав некоторое время – ровно столько, сколько нужно, чтобы дым от очага поднялся к небу и растворился в утреннем воздухе, – Бирназар бий кивнул. Он понимал: это не просто детская прихоть, не минутное увлечение. В словах сына звучала та же сила, что когда-то влекла и его самого к лошадям, что течёт в крови всех истинных кыргызов.
На следующий день Бирназар бий сам отправился к табунам. Долго ходил между лошадьми, внимательно вглядываясь в каждого жеребёнка, словно читая в их глазах будущую судьбу. Наконец его взгляд остановился на молодом вороном жеребчике. Конь был ещё неуклюж, как все подростки, но в его стати уже угадывалась будущая мощь, а в глазах горел тот же огонь, что и во взгляде Жылкыайдара.
"Вот," – сказал Бирназар бий, положив руку на шею жеребёнка. "Этот конь станет твоим первым учителем. Вы похожи – такие же молодые, такие же горячие, такие же ищущие своего пути."
И отправил сына к старому Сабыру – лучшему объездчику по эту сторону Иссык-Куля. Говорили, что Сабыр понимает язык лошадей лучше, чем речь людей, что он может по одному взгляду определить характер коня, что в его руках даже самый норовистый скакун становится послушным, как ягнёнок.
Провожая сына, Бирназар бий чувствовал, как что-то сжимается в груди – то ли гордость за мальчика, выбравшего достойный путь, то ли тревога отцовского сердца, то ли понимание того, что его сын делает первый шаг к своей судьбе, к тому предназначению, что начертано ему звёздами на небесном своде.
В семье Бирназар бия не все встречали успехи Жылкыайдара с одинаковым энтузиазмом. Особенно явно выделялся своим недовольством Баялы, шестой сын великого бия. Высокий и статный, с горделивой осанкой и надменным взглядом, Баялы всем своим видом излучал превосходство и заносчивость.
Зависть к младшему брату, словно ядовитый плющ, обвивала сердце Баялы, отравляя его мысли и поступки. Он не мог смириться с тем, что сын наложницы, принятый в семью из милости, вдруг стал любимцем отца и предметом всеобщего восхищения.
Каждый