когда хочу.
– Вот только мне кажется, что хочешь ты не часто, – заметил Квинт, вставая. – Завтра выходим рано. Если проспишь – уйду без тебя.
– Без меня ты вряд ли уйдёшь далеко, если ты ещё не понял.
Квинт остановился на мгновение у лестницы на второй этаж, оглянувшись.
– Продолжай повторять себе это почаще.
Луций задумчиво побарабанил пальцами по столу, проводив центуриона взглядом, и рассеянно вытащил из кошелька Щербатого сложенный лист пергамента.
На нём был список – семь имён, которые ничего ему не говорили. Он перевернул пергамент, надеясь найти подсказку, и его взгляд упал на то, что он поначалу принял за ещё одну монету. Изящный перстень, какой носят патриции, с инталией15 из чёрного оникса: волчица и солнечный диск.
Луций нахмурился, – Надо бы спросить командира, – пробормотал он, – Или… нет. Попробую разобраться сам.
Он снова сложил документ и спрятал его обратно в кошель вместе с перстнем.
– Завтра, – решил он, глядя на тени, которые плясали по стенам. – Или послезавтра. Или после-послезавтра… В общем, когда-нибудь я с этим разберусь.
Глава III
Солнце едва поднялось над Римом, и его свет золотым покрывалом ложился на крыши храмов и домов. Утренний ветер, терпкий и густой, словно старое вино, шелестел по улицам, наполняя их свежестью, которая скоро уступит место удушающему жару.
Остийская дорога уже кипела жизнью. Колёса повозок, скрипя, миллиметр за миллиметром углубляли колеи в булыжниках дороги; волы, лениво переставлявшие копыта, нехотя тянули груз нового дня. Голоса погонщиков соревновались в громкости с криками чаек, а те, в свою очередь, перекрикивали блеянье стада овец, бодро трусивших навстречу своей незавидной судьбе. Кто-то, везущий в Рим корзины с овощами, громко ругался на упрямого мула; пара стариков, идущих вдоль дороги, оживлённо обсуждала последние слухи. Торговцы с плетёными корзинами на плечах останавливались у каждой повозки, предлагая хлеб или воду, а дети бегали по обочине, уворачиваясь от колёс.
Квинт шёл размеренным армейским шагом, привычный к долгим переходам. Луций, плетясь чуть позади, лениво покручивал в пальцах травинку, сорванную на обочине.
– Много нас таких тут, – философски заметил он, оглядывая нескончаемый поток людей и повозок. – Все идут, спешат, а куда, зачем – непонятно.
Квинт лишь коротко бросил через плечо:
– Каждому свой путь.
Луций не сдавался, – Нравится мне эта дорога. Прямая, просторная. Не то, что узкие улочки Рима. Интересно, кто её проложил?
Квинт бросил на него короткий взгляд:
– Давно это было. Ещё до нас с тобой, даже до Цезаря. Остийская дорога – одна из первых. Она видела всех: и Ганнибала, и братьев Гракхов, и консулов, чьи имена уже никто не помнит.
– И ты думаешь, они тоже по ней ходили, как мы сейчас? – с интересом спросил Луций, пытаясь поравняться