от этой гравюры, скрипач принялся рассматривать другие, находя всё больше любопытных изображений. Какая-то игра солнца и
луны, звёзды. Отдельные символы явно означали воду и скорее всего
указывали на океан.
– Куто! – наконец Гайгер смог позволить себе заговорить. Он решил
позвать своего спутника, но тот не откликнулся.
«Должно быть, тоже глазеет на что-то снаружи…»
Более всех остальных символов внимание музыканта привлекла
своеобразная схема, на которой были какие-то, уж точно ни на что не
похожие, знаки, выставленные один за другим, под которыми
изображалось нечто, напоминающее раскопанную землю.
В зале была лестница, широкими мраморными ступенями уходящая на
верхние этажи. Гайгер последовал вверх по ступеням, пока не оказался на
втором этаже. Здесь он сошёл с лестницы и вошёл в длинный коридор, в
стенах которого открывались дверные проёмы. Из некоторых лился свет
закатного солнца. Логично подозревая, что это были входы в помещения, имеющие окна во двор, Гайгер вошёл в одну из комнат. И действительно, башнеподобное по своей форме окно выглядывало во двор. Упершись
руками о массивный подоконник, Гайгер высунулся наружу.
– Куто! – прокричал он имя своего спутника, и в очередной раз не
получил ответа. Более того, сердце музыканта вдруг сжалось, он
почувствовал сильный прилив тревоги, когда увидел с возвышения, что во
дворе никого не было. Куто исчез…
Гайгер ещё множество раз кричал имя своего чудаковатого проводника.
Он вновь спустился на первый этаж и выбежал во двор, только чтобы
окунуться в бронзу вечерних сумерек, тишину, нарушаемую редкими
порывами ветра да настойчивым пением птиц, где-то очень далеко от
этого странного места.
Музыкант выбежал за ворота, продолжая звать Куто, он сбежал по тропе, пока та не начала тонуть в густом лесу.
«Какого чёрта? Что это всё значит?»
Не получив ответа на свои вопросы, Гайгер вдруг понял, что
испытываемые им тревога и испуг на самом деле являлись отражением
какого-то иного чувства, откуда-то знакомого ему. Перед глазами, зажмуренными на солнце, вдруг проплыли все недавно увиденные
символы и гравюры. Вернувшись в главный зал, музыкант задержал
взгляд на изображении двух, почти одинаковых, мужчин, после чего
продолжил своё исследование. Он взошёл на третий этаж, где был
встречен таким же коридором, как и на втором этаже. Опять две комнаты
выходили окнами во двор, а две другие – тонули в камне. К своему
удивлению, самая дальняя комната имела несколько слоёв ковра, довольно
роскошную мебель, которая сильно контрастировала со всем остальным
интерьером. Среди этой мебели была настоящая кровать – предмет
манящий, после проведённых ночей в пути, а также была там и полка, заставленная книгами.
С первого взгляда становилось