и как «дарующая вторую жизнь», и как «одарённая второй жизнью». Получилось символично. Мы называли её Сойви[2]– за облако длинных серебристых волос и эфемерность самой девушки.
Казалось, дунь на неё, и она рассыплется мельчайшими каплями. Химэль собирал эти капли. Скреплял их одну за одной, бережно очищая каждый кусочек души и разума целительницы от проклятий и страшных воспоминаний. Нити его дара медленно вращались, касаясь Сойви, подцепляя проклятийные знаки и размыкая их, как звенья цепи. Очень гадкой, гнилой цепи. Такой следует опутывать только самую ядовитую тварь бездны, а не хрупкую магиню. Повезло, что у нас есть Химэль, способный снять такие печати с дара. Я мог бы только спалить их вместе с искрой[3] целительницы.
Процедура была болезненной, поэтому Правитель почти всё время удерживал девушку в состоянии глубокого сна. Без поддержки ментальной магии Сойви могла продержаться не больше пары часов. Потом реальность начинала смешиваться с воспоминаниями. Её сотрясал ужас пережитого, и выжившая жертва Рибэля впадала в истерику. Но Химэль погружал целительницу в сон раньше, чем она начинала сходить с ума.
В эти короткие часы просветления Правитель занимался с Сойви. Сам. Никого к ней не подпускал. Учил читать и писать. Рибэль, даже здесь оказался редкостным ублюдком. С самого детства, на протяжении ста лет, он удерживал девушку против её воли, и намеренно не обучил грамоте. Всем зельям и небольшому числу заклинаний извращенец учил её на словах. И если она не запоминала с первого раза или ошибалась, он избивал её и морил голодом.
Сойви всё схватывала на лету. Но стоило вспомнить, откуда взялся этот навык… Мне хотелось сжечь этого выродка лесной чащи живьём. Жарить его по частям, слоями, чтобы он хорошенько прочувствовал всё, что я о нём думаю.
У Химэля под глазами пролегли тени. С каждым днём они становились всё глубже. Тонкая работа с разумом девушки требовала большой отдачи и контроля. Хотя я подозревал, что на его лице отпечаталась не столько усталость, сколько ненависть.
Нельзя просто стереть воспоминания. Точнее, без ущерба можно стереть, случившееся пару минут назад, максимум день. Более глубокое вмешательство нанесёт разуму вред. Вырвать с корнем всё, что сделал Рибэль, – невозможно. Это убьёт Соилливи.
Стереть нельзя, но можно сделать чем-то далёким, как сон. Кошмарный, но всё же сон. А дабы знать, что именно отдалять, воспоминания нужно просмотреть. Хотя бы мельком, хотя бы начало и конец. Химэль старался не погружаться глубже необходимого, но и увиденного хватало.
После очередного погружения в память целительницы, Правитель частенько спускался в сырой подвал, где держал Рибэля. В такие часы он никому не позволял входить. Выставлял за дверь даже меня, что уж говорить об охране. Во время его визитов вопли преступника могло слышать всё крыло тайной стражи. После, я заходил в камеру заключённого для очередного допроса, но нигде не находил следов пыток. А жаль… На Рибэле даже синяков не появлялось. Ментальному магу не нужны никакие орудия. Марать руки об это ничтожество –