ко мне руку, отчего мне становится не по себе. Я вскакиваю с дивана:
– Блокнот оставь себе. Вдруг у тебя память такая же плохая, как и твоя способность быть тактичным и уважать личные границы других.
Он тоже встает и, нахмурившись, надвигается на меня:
– Личные границы? – он усмехается и продолжает наступление. – Может это я утром на тебя набросился, чтобы спасти своё враньё в глазах добрых, внимательных, любящих тебя людей?
Он говорит громко и чётко каждое слово, а я отступаю, прячу уши за ладонями.
Слишком громко и страшно.
– Заметь, это ты меня поцеловала и это ты предложила сделку – написала целый список ограничений, а теперь выставляешь меня чудовищем.
Сделку с дьяволом, громкий голос которого вгоняет меня в панику. И чтобы прекратить эту атаку, мне ничего не остаётся, как зажмуриться и громко защищать. Мой писк разрывает пространство, и я на огромной скорости лечу в пропасть. Страх неизвестности, что там внизу, на что я приземлюсь – разъедает в груди огромную дыру. Я приземляюсь в воду, а проплывающие мимо рыбы хлещут меня хвостами по лицу и голосом Лекса тревожно зовут:
– Италия… Италия… мисс Италия!
Я резко открываю глаза: белый потолок, и люстра, как останавливающаяся карусель кружатся надо мной, но испуганное лицо Лекса всё прекращает:
– Ты чего, мышка? – Лекс сидит на краю кровати и смотрит, широко раскрыв глаза.
– Никогда… никогда не повышай на меня свой голос.
Очерчиваю взглядом спальню.
– И выйди из моей комнаты.
– Эмм. Ладно.
Он встает и останавливается в проеме:
– Ну ты это… отдыхай, ладно?
Молча смотрю на него. Такое со мной не впервые.
– Если что – зови!
Он закрывает дверь, а я – глаза. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
Глава 7
Голова больше не кружится. В комнате почти темно и я даже не знаю, чем там занимается Лекс. Но судя по звукам, что были слышны за дверью, он разложил вещи в шкаф в коридоре и, возможно, съел все конфеты.
Я подхожу к окну своей спальни – оно выходит на внутренний двор с видом на детскую площадку. Там уже сумерки, горят фонари и свет в соседских окнах. За каждым из них свой театр теней: в каком-то разыгрывается драма, в каком-то комедия, а где-то на сцене пусто и только реквизит.
Зима включила свой вечерний фильтр, окрасила все в сине-желтые оттенки. И снег, россыпью мелких бриллиантов, местами поблескивает в холодном лунном свете, а где-то в теплом свете фонарей. Узоры шин и обуви, как фантазии абстракциониста – хаотичными мазками разрисовали дорогу, тротуар.
Я сегодня никуда не выходила.
«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку….». Нет уж, товарищ Бродский!
Выхожу.
Лекс уже разложил аппаратуру на столе и всё подключил. Ему пришлось раздвинуть стол, чтобы всё поместилось. Лекс в наушниках стоит ко мне спиной и что-то колдует, руками перемещаясь от пульта к ноутбуку. Я встаю перед ним и машу, чтобы он меня заметил.
Лекс удивлённо вскидывает