А во-вторых, он блещет ещё одним строительно-архитектурным решением, явно свидетельствующим о нестандартном мышлении людей, его воздвигнувших. Если в соседних домах балконы соединяются с квартирами, и жильцы имеют возможность выходить на них и вдыхать в лёгкие свежий воздух, то в этом доме балконы наглухо перекрыты плито-блоками и взойти на них можно только снаружи. Но для этого надо быть либо верхолазом, либо устроить ложную (а может быть, настоящую) пожарную тревогу и вызвать пожарную машину с длинной складной лестницей.
Уникальный символ головотяпства в решении жилищного вопроса, до сих пор не зарегистрированный ни в одной книге рекордов Гиннеса!
В одном из подъездов этого дома в 42-х метровой трёхкомнатной квартире со всеми удобствами и с изолированными комнатами (17+14+11) проживал столичный литератор, член Союза писателей Александр Остапович Бендер.
Его нашумевшая в своё время трилогия «Великий перелом» о коллективизации сельского хозяйства сравнивалась некоторыми критиками с шолоховской «Поднятой целиной», а роман «Рельсы в песках» о строительстве Турксиба рекомендовался «Учпедгизом» для закупки всем библиотечным коллекторам.
Но последние годы с писателем что-то случилось, он никак не мог попасть в нужную творческую струю, искал и не находил своей темы. В результате популярность Бендера как инженера человеческих душ резко упала, и в неофициальном «Табеле о рангах», имевшем хождение в Союзе писателей, он с 12-го места («широко известный») переместился на 50-е и стал носить титул «надолго замолчавший»1. Его рукопись «Записки провинциала 30-х годов» обошла все издательства, но так и не пошла в печать. Те же критики, превозносившие «Перелом» и «Рельсы», обвинили автора в мелкотемье и субъективном отражении реальности, и маститый когда-то писатель исчез с книжных полок и, как это обычно водится, стал забываться. От него ушла жена, его бросили друзья, которые ещё совсем недавно охотно разделяли его обильные угощенья в Доме литераторов, что на улице Герцена. Объяснение этой человеческой неблагодарности было довольно прозаическое: в доме Бендера перестали водиться деньги. Не то чтобы их совсем не было – они были, но не в таких количествах, как раньше. Друзья-приятели каким-то особым чутьём, как крысы на корабле, почувствовали это заранее и один за другим перестали приходить и звонить в дом на Шереметьевской.
Александр Остапович одно время очень болезненно переживал обрушившиеся на него невзгоды, даже запил «горькую», но потом как-то оклемался, нашёл в себе новые силы для плавания по житейскому морю, и это не замедлило сказаться на уровне его жизни. Он стал даже лучше прежнего одеваться и питаться, продал «копейку» и купил новую «пятёрку», вошёл во владение дачкой на шестидесятом километре Ярославского шоссе, напрочь забыв про свои литературные неудачи. Одни говорили, что он нашёл себе какое-то новое занятие, изменившее его уклад самым коренным образом, другие говорили про нишу, третьи – о махинациях с ваучерами, четвёртые –