Голда Меир уж все слёзы проплакала по нём, а он, гад, тут в пруде прохлаждается Ну, погоди, сморчок!
– Не подходите ко мне! – услышал Кислярский свой визг. – Никакой я не псих! Граждане, я жертва Центрального разведывательного управления США, а вон тот тип на берегу – это разведчик ЦРУ. Он преследует меня и вымогает информацию. Граждане, умоляю вас, не поддавайтесь на провокации, помогите мне и вызовите милицию, КГБ, ФСБ, ФСК или ОГПУ, наконец!
Это, пожалуй, был и будет единственным случаем в постсоветской истории, когда еврей решил довериться не одному, а всем правоохранительным органам сразу.
– Вы видите, товарищи? – Даже с расстояния десяти метров можно было видеть, как Паниковски весь покрылся красными пятнами. – Это явно не нормальный человек, товарищи, но очень-очень хитрый. Представьте себе, он обхитрил сегодня весь наш обслуживающий персонал и убежал из учреждения. Мы с ног сбились, искали его по всему городу. Жалкий, никчемный индивидуум!
– И правда, сбрендил мужик, – согласился солидный господин в красном пиджаке. – Ишь, блин, жертвой ЦРУ прикидывается.
Публика всегда верит тем, кто остался на берегу, а не тому, кто плавает или стоит в воде с ботинками в руках. Лёха с Валерой были люди с берега. Они подошли с обеих сторон к остолбеневшему от такого неожиданного поворота событий Кислярскому, схватили его под ручки и легко выдернули вместе с тиной из воды. Представители утиных встретили это событие одобрительным кряканием.
Видик у Семёна Моисеевича был, конечно, ещё тот: вымазанные в чёрной тине ноги, с которых, как с гуся, стекала мутная вода; стоптанные ботинки в одной руке, затасканный портфель – в другой, сбитая на бок соломенная шляпа, – всё это вряд ли напоминало партнёра ЦРУ по агентурным играм. Нет, это чучело принадлежало туда, откуда оно сбежало – психушке. Об этом вполне однозначно заявил вон тот солидный молодой человек – вероятно служитель этого заведения. Да, Паниковски с блеском вышел из устроенной ему ловушки. Эскапада Кислярского нимало не смутила ловца заблудших российских душ. Как ловко он повернул всё в свою пользу!
Кислярский даже и охнуть не успел, как почувствовал под ногами твёрдую почву. От унижения и обиды он зашёлся в нервном плаче и долго не смог произнести ни одного слова в своё оправдание. Лёха с Валерой уже давно отпустили добычу из рук, стояли рядом и улыбались до ушей, ожидая награды. Награда не заставила себя долго ждать. Сотрудник дурдома правой рукой схватил своего агента за рукав, а левой вытащил из кармана десятидолларовую бумажку и вручил её «десантникам». «Десантники» загоготали, азартно, по касательной, хлопнули друг друга по ладошкам и тут же исчезли. Никому не показалось странным, что работники дурдома ходят по городу с карманом, набитым долларами США. Перестройка уже многому научила (или от много отучила) людей.
Толпа стала расходиться. Паниковски по-отечески обнял Семёна Моисеевича и повёл его по аллее парка:
– Ну что же вы, пациент, так нас подводите? – мягко приговаривал