усмехнулся Чжоу Яоцзу и продолжил: – А если „высокий сверток“ упадет и эти причиндалы собаки съедят или крысы по стрехе доберутся и покромсают, как тогда быть?»
«Так у Ди Ишэна как раз их пожаром спалило, – напомнил Чжан Сяоцянь. – Сюй Идэ изначально не хотел ему лепить, но из опасения, что тот начнет скандалить в его лавке, в итоге согласился. Однако первый образец, сделанный Сюй Идэ, Ди Ишэну не понравился, так как был маловат. Он упрекнул, что мастер не считает его за мужика. Когда же тот слепил поздоровее, евнух сказал, что он же не осел. Сюй Идэ пришлось изготовить ему семь-восемь штук на выбор. И что вы думаете? Ему ни один не приглянулся. В итоге Сюй Идэ вспылил: мол, в конце концов, какие тебе нужны, покажи мне? Ди Ишэн объяснил, что и сам не знает, так как ему трудно представить, насколько большими они бы выросли к этому возрасту, если бы его в детстве не оскопили. Договорив это, евнух разрыдался. Вы можете представить, что он способен заплакать?»
Чжоу Яоцзу охнул в ответ и изрек: «Его тоже жалко».
Ван Чуньшэнь пробормотал: «Он же вроде в полном порядке, с чего бы евнух задумался о том, что будет после смерти?»
Чжоу Яоцзу пояснил: «Думаю, что из-за скоропостижной смерти Ба Иня ему теперь тоже стало страшно».
«Если он помрет, то, в отличие от Ба Иня, хоронить его будет не полиция, – стал рассуждать Чжан Сяоцянь. – Если Цзинь Лань вдруг о нем не позаботится, так у него еще есть младшая сестра, Ароматная орхидея ведь не бросит его».
Таким вот образом трое товарищей от разговора про Ди Ишэна перескочили к Ароматной орхидее, от Ароматной орхидеи перешли к ее мужу Цзи Юнхэ, а там обсудили и зерновые. Проговорили они вплоть до времени ужина и только тогда отвели душу. При прощании Чжан Сяоцянь в чувствах схватил Ван Чуньшэня за руку: «Брат Ван, попробуй еще раз найти себе хорошую женщину, иначе обидно за тебя». Чжоу Яоцзу похлопал Вана по плечу: «Братец, завтра езжай в своей коляске куда-нибудь подальше, вот горести и развеются! Увидишь Синькову, передай, что моя жена снова придумала новые пряники, с начинкой из вяленой рыбы и арахиса, солененькие, привези ее как-нибудь. Обещаю, стоит ей отведать этого печенья, как голос у нее станет таким звонким, что воробьи все от злости сдохнут!»
Ван Чуньшэнь кивал, глаза его увлажнились. Хорошо еще, что дело шло к вечеру, небо темнело – ровно чай, закат был на исходе, поэтому никто не разглядел его слез. Верхом на телеге он отправился на постоялый двор, но по дороге вспомнил, что сегодня воскресенье. Синькова должна была отправиться на службу в Свято-Николаевский собор, в чью же коляску она села, не дождавшись его? Ван Чуньшэнь несколько запереживал.
Постоялый двор опустел, Ди Ишэна тоже не было на месте. Цзибао на корточках сидел перед каном и ел мандарин, Цзиин грызла грушу: похоже, что Цзинь Лан наведалась во фруктовую лавку. Этим вечером она тщательно нарядилась, припудрила рябое лицо, удлинила куцые брови и еще напялила хлопковый халат,