вкатил сам себе оплеуху и, скорчив плаксивое лицо, пожаловался: «И как это я ее не утратил, мою сноровку…»
Избежавшая смерти мышь, упав на пол, растерялась, несколько раз вздрогнула всем телом и только после этого улизнула. Наверное, ей больше не захочется вернуться к людям.
Цзинь Лань замерла. На самом деле еще в тот самый момент, когда евнух поймал мышь, женщина поняла, чем он занимался во дворце. Она ничего ему не сказала, только зачерпнула из чана тазик чистой воды, поставила перед ним и жалостливо предложила: «Помой руки, тебе больше не придется этим заниматься». Ди Ишэн стоял с опущенными руками и не прикасался к воде, Цзинь Лань тогда его поторопила: «Мойся, давай». Кто бы мог подумать, что евнух вдруг схватит этот таз и с шумом выплеснет его ей на голову, а затем с грохотом швырнет на пол. Цзинь Лань взорвалась от гнева, принялась костерить Ди Ишэна за неблагодарность, с силой опрокинула его на землю и давай пинать. К удивлению женщины, тело евнуха оказалось совершенно рыхлым, ее нога словно тонула в тюке хлопка.
Бабочки
Синькова жила в здании на Саманной улице, что на Пристани, у дома имелся отдельный двор. Фундамент особняка сделали из гранита, а само здание соорудили из кирпича и дерева. Стены покрашены желтым, крыша имела темно-зеленый цвет. Желто-зеленое деревянное кружево, напоминавшее изящную бахрому, украшало карнизы. Снаружи сложно определить, два в доме этажа или три. За два этажа говорило то, что только на двух уровнях имелись окна, и, очевидно, там и находились жилые комнаты. Против двухэтажности возражали две башенки, слева и справа, выступавшие из дома, словно деревянные статуи. В башенках окон не было, видимо, там не жили. Окна у этого особняка отличались от высоких, однообразных, закругленных наверху, что имелись в других русских домах. Здесь же все окна были выполнены в разных стилях. Восточное окно на втором этаже в верхней части было скошенным, а западное имело форму ромба. В общем, здание походило на разряженную шалунью-девчонку, наивную и в то же время диковатую. Таких домов вам точно не встретить на соседних улицах, где жило много русских, – Конной, Коммерческой, Ямской, Короткой и Аптекарской.
Возможно, из-за того, что этот особняк напоминал романтичный цветок, во всей Пристани именно его двор более всего привлекал бабочек. Конечно же, за низеньким заборчиком и в самом деле имелся овальный садик, где росли желтые и белые хризантемы, розовые и красные розы, а еще пурпурные ирисы. Цветы были самого разного цвета, и прилетавшие бабочки им в этом не уступали, тут можно было встретить бабочек всех расцветок – желтых, белых, пурпурных, черных. От пестроты и так уже в глазах рябило, но бабочкам этого словно было недостаточно, тела их были украшены красными, зелеными и желтыми крапинами, а крылышки пестрели, словно палитра художника.
По мнению Ван Чуньшэня, подобный дом годился только для Синьковой. Ведь обликом она тоже походила на бабочку. Конечно, кроме Синьковой