от земли и взлетят.
Кроме Свято-Николаевского собора и часовой мастерской, Синькова еще часто ездила в Московские торговые ряды, торговый дом «И. Я. Чурин и К°» и кинотеатр «Ориент». Из этих мест Ван Чуньшэнь больше всего любил магазин Чурина. Здание это было пепельно-зеленого цвета, стены его волнились выступами, двери украшали внушительные колонны. Пространство над окнами и колоннами было украшено барельефами с цветочным узором. Совершенно неординарный купол в форме оливки походил на фетровую шляпу. Вознице казалось, что магазин Чурина напоминал деву, сидящую на лужайке, – простую и юную. Синькова обычно ездила туда за икрой и колбасой.
Проводив жену в последний путь, Ван Чуньшэнь перебрался в конюшню и отдыхал там несколько дней, затем же решил вернуться к извозу. Однако стоило ему доехать до границы Фуцзядяня и Пристани, как его окрикнул русский полицейский, стоявший на посту. Он сообщил, что из-за чумы в Фуцзядяне свободно выезжать оттуда и въезжать туда нельзя. Ван Чуньшэнь попробовал было поехать в Новый город, но и там его повернули обратно. Когда он в унынии возвращался в Фуцзядянь, то узнал еще одну дурную весть – помещенный в лазарет Чжан Сяоцянь впал в полузабытье. В душе у возницы что-то треснуло: неужели у врачей действительно нет управы на чуму? Раньше он думал, что отвезенных в больницу всегда спасают.
Прохожих на улицах по сравнению с прежними временами стало заметно меньше. Многие лавки закрылись. С тяжелым сердцем Ван Чуньшэнь отправился во фруктовую лавку в северной части 3-й улицы, чтобы купить съестного и навестить семью Чжан Сяоцяня. Однако возле недавно открывшегося ломбарда тамошний приказчик, как раз выбивавший цветной ковер у входа, заметив его, шарахнулся, словно от привидения, и поспешно скрылся внутри. Ван Чуньшэнь запереживал, не понимая, что же в нем такого страшного? Стоило ему подъехать к фруктовой лавке, не успел он полностью остановить экипаж, как хозяйка, Четвертая тетушка Син, вышла на шум к дверям встретить покупателя, но увидев его, тут же замахала руками: «Сегодня мы закрыты, приходите в другой день» – и улизнула в лавку. Только тут до него наконец дошло, что из-за чумы он сделался что крыса на улице – все норовят ее прибить. Неудивительно, что каменщик Ван, сообщивший ему новости о болезни Чжан Сяоцяня, держался от него на почтительном расстоянии и кричал, напрягая горло. Ван Чуньшэнь решил, что при таком раскладе домашние Чжан Сяоцяня тоже дадут ему от ворот поворот. Он горько усмехнулся, запрыгнул на коляску и вернулся на постоялый двор.
Едва возница вошел к себе, как столкнулся с человеком весьма странного вида. Тот был одет в черные ватные штаны, синюю стеганую куртку, шапку-ушанку из собачьего меха, на носу его взгромоздились огромные затемненные очки, над носом торчали густые усики. Плавно и размеренно этот человек выходил с постоялого двора. Ван Чуньшэнь подумал было: неужели к ним заселился гость?