уже донесли все самые прекрасные новости, король Дорвуд умудрился разозлить Бернада даже будучи в могиле. Реборн готовился принять отца с почестями и холодной головой.
В комнате стоял практически полный мрак.
– Ты где? – послышалось смелое и довольно развязное.
Единственная свеча, стоявшая на столе у узкого окна, дрогнула от внезапного движения воздуха. В комнату вошли. После того, как дверь захлопнулась, спертый воздух снова пропитала темнота, покушаясь даже не свет свечи. Реборн всегда делал так, когда хотел, чтобы его не запомнили.
– Здесь, – отозвался Реборн.
Стражники у входа были переодеты в обычную одежду, и только кинжалы на их поясах выдавали в них либо разбойников, либо опасных повес. Реборн мог положиться на Юстаса, свою верную правую руку. Он всегда умел держать язык за зубами, а когда надо – пускать нужные слухи. Сейчас он стоял у двери, подперев плечом дверной косяк и лениво чистил ножичком заскорузлые ногти.
– Все будет сделано, мой принц, – отозвался Юстас, принимая очевидную просьбу, – Дело оно, конечно, нехитрое. Места эти простые, все в них понятно… только почему бордели называют "домами терпимости", когда очевидно, что ходят туда как раз таки от недостатка терпения?
Говорил он это каждый раз как бы невзначай, его нарочитую непонятливость Реборн понимал как упрек и понимал правильно. Скрывался от грозного взгляда Юстас всегда вовремя – у слуги было удивительное чувство меры.
Это была стройная брюнетка с небольшой белой грудью. Умелая, не задававшая лишних вопросов и не пытавшаяся выведать лишнего. Девушка разделась без лишних разговоров, оголив широкие, созданные для оголтелой любви и родов бедра. Ей сразу объяснили, что нужно делать.
«Дорогая шлюха, значит, должны быть не глупая. Лишь бы не ушлая, и делала только то, что хочу, – думал Реборн, глядя на вихляние белых бедер, – Точно не глупая. Сразу поняла, что перед ней не какой нибудь солдат или заезжий странник. Как минимум купец, или даже дворянин – старается задницей… Все они смышленые, когда касается денег».
Именно поэтому Реборн посещал бордели только в походах. Всегда находилась какая-нибудь болтливая девка, возомнившая, что легла с принцем. А потом пускала ненужные слухи. Особенно, когда в Глаэкоре они никогда не унимались. Слишком много он приложил усилий для того, чтобы его уважали. Слишком много усилий, чтобы боялись… Потерять все это в один день из-за какой то шлюхи, которую он даже не может поиметь, ему совсем не хотелось. С годами Реборн очерствел настолько, что усомниться в его власти означало потерять голову. Армии было важно, что ее ведёт настоящий мужчина. Мужчина во всех смыслах. Стоило дать слабину, и кто-то начинал болтать, что у принца спереди болтается сухой стручок. И все тут же рушилось. Вечная борьба. Вечное напряжение…
– Ляг рядом, позади, – Реборна раздражало льстивое притворство, – Не старайся заглянуть мне в глаза. Не нужно лезть с поцелуями.
– Здесь